И пусть когда-то там, в 1881 году у подножья скалы улыбнется Ницше, которому в голову только что пришла идея о «Вечном возвращении». О том, что все повторяется в этом мире, так как все сущее в нем есть комбинация одних и тех же элементов, а так как количество их ограничено, то и комбинации будут повторяться. А основных элементов, выходит, что всего два. Хаос и Порядок, осознанность и забвение, или, раз мы заговорили о Ницше, он определял их, как апполоническое и дионическое начала. Где Апполон представлял собой небо и свет, Янские силы, а Дионис – телесные наслаждения, опьянение сознания, то есть материю, тьму и энергию Инь. На тех же принципах Диониса и Апполона, но намного раньше греческих богов, была создана первая дуалистическая религия Зороастризм. Где равносильные Ахура – мазда, Ормазд, как представитель творческого созидательного принципа и Ангри – манью, Ариман, как представитель принципа разрушительного эгоистического, противоборствуют в равносильной борьбе. Согласно зурванистской доктрине, Ормазд и Ахриман являются порождениями единого верховного божества по имени Зурван (Время). Как интересно и совсем не ново, не правда ли, сам процесс движения всего, процесс самой жизни, порождает необходимость в добре и зле.
Схожие идеи можно найти у Гераклита.
У Лукиана в сатире «Продажа жизней с аукциона. Рыбак, или Воскресшие» Гераклит, отвечая на вопрос о том, почему он плачет, говорит:
«Дело в том, чужеземец, что я считаю человеческие дела жалкими и плачевными и не нахожу в них ничего, что бы не было скоропреходящим. Вот поэтому-то я сожалею вас и плачу. И настоящее я не считаю значительным, а то, что будет в будущем, считаю и совсем печальным, а именно, я предсказываю великий пожар и гибель вселенной. Об этом я скорблю, а также о том, что нет ничего постоянного, но всё некоторым образом соединяется как бы в кикеон [т.е. смесь], и тожественны удовольствие и неудовольствие, знание и незнание, большое и малое, верх и низ; всё в круговой пляске обменивается друга на друга в игре вечности».
Когда покупатель у Лукиана задаёт Гераклиту вопрос: «Что же такое вечность?», тот отвечает:
«Резвящееся дитя, играющее в камешки, расставляющее их и раскидывающее».
В то время как Гераклит скорбит по поводу цикличности и бессмысленности игры, Ницше хоть и улыбаясь тоже, наверное, склонен больше к пессимизму. Он не видит продолжения собственной жизни, из-за этого он ценит момент здесь и сейчас, но для него нет потом. Я же, восхищен этой игрой, цикличностью познания себя. Стоит перестать быть эгоистом, как понимаешь – это действительно изящный выход Единого Сознания из сложившейся ситуации, существования и заключения в бесконечном