– Здорово, должно быть, – откликнулся дядя без особого энтузиазма, давая понять, что он не особенно большой любитель отдыха на свежем воздухе.
– Ну, и куда мы едем? – спросила Уиллоу, когда двигатель, насилу прочихавшись, наконец завелся. Они с Харрисом не говорили о том, куда отвезти Эверетта после выхода из тюрьмы. Сам он теребил расшитый бисером чехол сиденья.
– Мне нужно кое-что сделать в Саскачеване, – слегка смутившись, ответил он. – Я собирался слетать туда на самолете.
Уиллоу покачала головой:
– Саскачеван отсюда недалеко. Ты бы лучше сел на поезд, который идет на восток.
Она готова была поклясться, что от этих слов дядю передернуло.
– На поездах я свое откатал, – буркнул он с непроницаемым выражением лица.
Она вспомнила, что как-то на Рождество отец, прилично перебрав саке, рассказывал, что в годы Великой депрессии Эверетт был бродягой, безбилетником, разъезжавшим на поездах, а до того – ветераном Первой мировой войны. Ей казалось, что все это происходило в доисторический период.
– Но перед тем, как я куда-то поеду, – добавил он, – мне надо отметиться в полицейском участке в Ванкувере.
– Имей в виду: когда на Ближнем Востоке разразился нефтяной кризис, билеты на самолет прилично подорожали.
– Ничего страшного, – ответил он. – Пока я был в тюрьме, мне там поручали кое-какую работу по плотницкой части. Я смастерил около десяти тысяч скворечников и полки для тюремной библиотеки. На этом мне удалось скопить немного денег.
– Значит, едем в Ванкувер, – заявила Уиллоу не без доли смущения при мысли о возвращении в большой город, где она снова может привлечь к себе пристальное внимание правоохранительных органов.
Она закурила очередную ментоловую сигарету и не без труда вывела «вестфалию» с тюремной стоянки. Где-то в глубине сознания ее не оставляли мысли о зловещем черном седане, следовавшем за ней по пятам.
А в эти годы…
Как правило, поселившийся внутри Уиллоу защитник природы с отвращением относился к удовольствию, которое она испытывала от вождения машины, к радости, которую ей доставляло это действие, так сильно загрязняющее биосферу. Но в тот день езда была ей в тягость. Она привыкла ездить одна, и ей не было легче от того, что тюремное заключение, как она считала, притупило стремление Эверетта к общению, которое он выказывал в письмах. Дядя был очень напряжен, слишком любезен и все время избегал смотреть ей в глаза. Ей казалось, что во плоти ее загадочный дядя, преступивший закон, был подарком под стать ее отцу. После нескольких часов езды в молчании веки Уиллоу отяжелели, ее стало клонить в сон. Эверетт тем временем удивленно всматривался в проносившиеся мимо пейзажи, как новичок, только что подсевший на иглу. Тут она вспомнила про амфетамин в бардачке, оставшийся от последней, порочной недели, проведенной с Мудрецом. Чтобы как-то взбодриться и компенсировать молчание дяди, она тайком взяла