Она позволила бойцам затолкать себя в переулок, позволила Тарику обыскать ее сумку. Он вынул футляр и благоговейно протянул Осману на вытянутых руках, будто это была драгоценность, упавшая с небес. Осман не глядя схватил «драгоценность» и передал бойцу, немедленно спрятавшему ее в черный кошель на поясе. Тарик засопел, глянул на Чеду исподлобья, будто ждал, что она начнет насмехаться над ним, поклонился Осману и нехотя отошел в сторону, положив ладонь на рукоять шамшира.
– Оставьте нас, – тихо сказал Осман. Бойцы от неожиданности замерли. – Идите отсюда!
Тарик первым развернулся и вышел из переулка, задрав подбородок. За ним, обменявшись многозначительными взглядами, последовали громилы.
– Футляр открыт, – бросил Осман.
– Да.
– Кому ты собиралась его продать?
– Никому. Я никогда так не поступала.
– Никогда?
– Никогда, – повторила Чеда. – Я никогда не крала у тебя. У меня нет покупателя, я открыла его для себя.
– Значит, ты признаешь, что предавала меня, и не раз.
– Я тебя не предавала, Осман. Я сделала это…
Она умолкла. Никто не знал о ее цели, никто, кроме Эмре. Она так долго хранила эту тайну, что теперь слова не приходили.
– Ради матери? – вдруг спросил Осман и обернулся к Таурияту, невидимому за трехэтажными домами. – Ради того, чтоб свергнуть Королей?
Чеда застыла. Осман словно вскрыл ей череп и заглянул внутрь.
– Что ты так смотришь, Чедамин Айянеш'ала? Думаешь, никто не помнит твою мать? Может, она притворялась одинокой, никому не нужной, и тебя в этом убедила, но были люди, неравнодушные к ней. Особенно некоторые.
Чеда мысленно прокрутила его слова, и ужасающая мысль вдруг посетила ее.
– Ты… с мамой…
Осман непонимающе моргнул и рассмеялся.
– Нет, Чеда. Мы с ней были друзьями и порой оказывали друг другу разные услуги. Поэтому твое предательство ударило еще больнее.
– Даже если я вскрыла послание, что такого? Ты же ненавидишь Королей так же сильно, как я.
– Так же сильно? Нет. Они мне неприятны, но они же – единственный оплот постоянства в этом изменчивом городе. – Желваки заходили на его скулах, он переступил с ноги на ногу. – Я не могу просто тебя отпустить, Чеда. Если они увидят, что я обошелся с тобой мягко, начнут наглеть. И тогда все, что я выстроил с таким трудом, развалится. – Он сделал паузу, ожидая ответа, но Чеда лишь молча смотрела на него. – Ты больше ничего не хочешь мне сказать? Не желаешь объясниться?
Она не ответила. Что тут скажешь? Осман прав. Она понимала, на что шла.
– Хорошо, – бросил он и, выходя из переулка, обернулся к Тарику и остальным. – Ничего ей не сломайте.
Тарик был первым. Чеда подумала, не дать ли ему сдачи, просто чтобы стереть ухмылку с