Днем весело играло на нем солнце и ледяной огонь ночью, и удивлялся он: странное лежало в привычном. И каждому хватало малого, обоих любило утро, и то, что отражалось, обещало лучшее. Необычный дар решил он отметить знаком огня – не обычным, резьбой эвереста. И собрал он по рунам гор знак утра, лучшего времени жизни, но не мог оставить на зеркале лезвия след ни металл, ни сверхпрочный камень, потому что само оно привыкло оставлять след. Только бабушка знала многое, чего давно нет, и так говорила: одна с нами религия у него, религия чистой воды. Лишь омыв и прижав к сердцу, можно разглядеть то, что скрыто. Но пока чист он, всегда будет в нем сияние далеких звезд. Так сказала она.
Тихо играл, сияя, на зеркале ножа оттиск ночи, и был другой день, и было самое время снов, и он смотрел вверх, потому что любил смотреть на излом, и был еще рядом малыш – всем чудесный, но молчаливый молчанием ночи. Молчали они вместе, и были звезды, и не было рядом вчера, и всегда было только завтра, только малыш устал молчать на одном месте. Так говорил он: дай мне время, и я заполню им всю твою притчу, вот только не знаю, будешь ли ты этому рад. Он хотел играть светом дня и сиять оттиском ночи, брал в руки паранг и смеялся: если б не была моя рана глубокой, где б тебе стать острым, как язык ночного паука?
Так сказал чудесный малыш.
13
Она с тупым упорством шла по пятам и сидела на каждой ветке. Она саднила, как старая ведьма, и стучала в голову молотком, от нее невозможно было отвязаться, – эта боль плясала на его костях, не оставляя надежды выбраться из-под обломков себя и оставить их в прошлом. Это был исход. За ним ждала одна пустота.
Прошло какое-то время, прежде чем до сознания дошло, что на него смотрят. Крошечное зеленое насекомое с прозрачными крылышками и длинными усиками сидело на травинке перед самым носом и пялилось. Деловито перебирая конечностями, оно сменило позицию, чтобы лучше видеть, потом стало пялиться снова. Слабый ветер качал травинку, и насекомое качалось вместе с ней.
Он не смог бы сказать, как давно так лежит, за шиворот лезли большие противные мушки, лезли периодами, не стесняясь, все вместе и по одной, может, это просто кусались стебли травы, но сейчас было не до них. Он пытался вспомнить. Над головой хлопнула крылом птица, и совсем рядом начали тяжело, хрипло и часто дышать. Дышали прямо в затылок, со страшным присвистом и без перерывов, собственно, дышали у него за спиной уже давно, но только сейчас звуки заняли свое место и стали стучаться в двери сознания. Мушки не унимались.