– После ужина.
Ели молча. Мне кусок в горло не лез, а над столом тяжелый флер тлена. Все поняли, но предпочитали жрать каре барашка и запивать красным Каберне. Очень изысканно и вкусно, но я отбросил приборы. Нет у меня аппетита.
– Мы с Ангелиной развелись, – объявил, вытирая рот белоснежной тканевой салфеткой. – Сегодня.
– Ох! – воскликнула мама. – Но как же… Она ведь беременна!
Не могу сказать, что жена и мать были подругами, но последняя, видя любовь Гели, радовалась. Она одобрила мой брак по любви. В отличие от отца.
– Плоду в ней, – начал, глядя в глаза матери, – поставили диагноз синдром Дауна. Альберт Ромович и врачебная комиссия настаивали на прерывании беременности. Ангелина захотела родить. Я поставил ультиматум, она его не приняла. У меня нет жены и не будет ребенка, – закончил жестко.
– Хм… – только и услышал от отца. Но он недолго переваривал: – Правильно сделал, что убрал ее с глаз быстро и по-тихому.
– И все? – с саркастичной насмешкой уточнил. – Я беременную жену нах послал, а ты так спокоен.
Отец жестко взглянул на меня. Такие же серые глаза: уверенные, грозные, злые. Мои.
– Ты что хочешь услышать? Осуждение и порицание? Трижды ха! – неприятно рассмеялся. – Я не одобрял твой брак, но никогда не лез, хотя были кандидатки по статусу. Но если женщина не может выполнить свою прямую функцию, то ей не место рядом с тобой.
На этих словах мама со звоном уронила приборы и, извинившись, буквально выбежала из-за стола.
– За тобой большое будущее, и ты все правильно сделал, – отец продолжил, провожая ее взглядом. – Если врачи говорят, – теперь на меня смотрел, – надо слушать. Если Ангелина дура – это не твоя проблема. Закон на твоей стороне.
Я горько усмехнулся и вышел из-за стола: матери в глаза посмотреть хотел. Поднялся в хозяйскую спальню, постучал. У них с отцом все как в княжеских семьях: будуар жены соединялся дверью с комнатой мужа.
– Войдите, – услышал приглушенное. В роскошной бледно-золотой спальне ее не было. Мама нашлась в ванной. Она умывала лицо. Плакала.
– Презираешь меня? – спросил у ее отражения. Она молчала. – А себя?
Мама повернулась: глаза, полные слез… Она руками обняла мое лицо и шепнула:
– Себя да. Тебя, – и поцеловала в лоб не без моей помощи: слишком миниатюрная женщина, – нет. Ты мой сын. Я тебя всегда поддержу. Дети – это лучшая версия нас.
– Нет, мам, – накрыл холодную ладонь, – я получился дерьмом.
Она не стала возражать. Осуждает, но молчит. Это очень по-матерински.
– Эту тему мы закрываем, – подвел черту. – Больше не хочу слышать о жене и том… создании. Надеюсь, ты меня услышала.
Я дал возможность обсудить ситуацию сегодня, даже наорать и поругать как маленького позволил бы, но раз это никому не нужно, значит, заканчиваем. Больше такого шанса не предоставлю.
Утром заехал в «Загитов и партнеры». В этом деле нужно