– Жалок не был.
– Не льсти, поздно, ты упустила шанс ласково потрепать мое самолюбие.
Нас куда-то не туда в беседе заносило. Он неожиданно перестал меня подгонять и вспомнил о смерти матери. Обедали всей семьей, она встала со стула нарезать хлеб, схватилась за левый бок и минут через семь задохнулась. Скорую вызвать не успели, только бестолково пытались усадить и махали газетами перед лицом. Отец спился. Пятый год парень заботится о нем, безутешном, и о младших брате и сестре.
– Антон, – промямлила я, – со мной что-то страшное творится. Слушала тебя и диву давалась. А ведь не должна. То, что ты делаешь для своих, совсем недавно было нормой, всегда было нормой. Сейчас же тянет неуемно тобой восхищаться и признавать твою исключительность. Но это неправильно.
– Понял, восхищение в тебе надо будить другими способами.
– Не совсем понял. Но я сама себя редко понимаю. Я говорила не о том, что твое поведение обычно. Оно достойно уважения, я не знаю, чего еще, но не буйства восторга, который я почувствовала. Кстати, а будить мое восхищение обязательно?
– Хотелось бы. Не слишком приятно, что я тебе с первого взгляда не понравился. Идеально было бы, если бы ты меня вчера выручала не из жалости или порядочности, а потому что я такой молодой, красивый и умный.
Мы посмеялись, и это получилось у обоих гораздо естественнее, чем полчаса назад.
– Помнится, ты сказал на прощание, что мы с Настасьей девушки не совсем стандартные, что никто не открыл бы тебе дверь. Вынуждена признать, что в наше время мало кто позвонил бы в чужую дверь в надежде на помощь. Словом, стало нас трое, две идиотки и один идиот.
Он вскинул широкие брови, усмехнулся и серьезно поинтересовался:
– Полина, у тебя друзья есть? Тебя знакомые выдерживают чуть больше или гораздо меньше месяца? Ну, кто вытерпит, когда его в знак благодарности объявляют идиотом?
– Не беспокойся обо мне, Антон. Я не всех благодарю… Есть в тебе что-то… Умение смотреть в душу, слушать, не дыша… Вот я вдруг и разоткровенничалась.
Он молча протянул мне пачку. Мы взяли по последней сигарете. Вообще-то Измайлов отучает меня от никотина, но тут я никак не могла накуриться. Было темно, сыро и ветрено. Оголившийся лесок продувался насквозь. До меня постепенно доходило, что я не жду в сарае возвращения извергов, а болтаю с молодым человеком, который меня от них избавил. И сейчас, скорее всего, уже не нагородила бы гадостей, прежде всего о самой себе. Просто поблагодарила бы от души.
Благостного состояния покоя было жаль, но любопытство возобладало. Значит, шок проходил.
– Антон, Антон, – затеребила его, притихшего, завороженного чем-то в природе, я, – как ты очутился за городом?
– Тебя это еще занимает? Я уж решил, что твоей оригинальности хватит на закрытие темы без единого вопроса. Отдохни, Полина. Тут весьма неуютно. У меня на душе так же. Гармония, получается.
– Ты