– Понял.
Кровавый рассвет – вестник невзгод – уже обозначился у горизонта бледной полосой. Глен окинул взором выраставшую за селением горную цепь Ааронг, похожую на крытый снежной сединой хребет огромного зверя. Восходящее солнце резко очертило островерхие пики, разбившие строй зловеще-причудливых облаков.
Бродившие по долине океаниды и жители Вересков казались снежинками, носимыми ветрами у подножия величавых твердынь. В северной части Ааронга властвовало молчаливое бездушие. Южную – отсюда незримую – обжил клан ореадов. Недавно они стали вассалами танглеевцев.
У Глена голова пошла кругом – до того долго он взирал на горную цепь, скованный её давящей тяжестью.
– Каковы потери? – Он ведал, что океаниды лишились двух соплеменников, поэтому уточнил: – Среди фениксов.
– Девятеро пожимают руки давним предкам, – Дил не шевелился. Стоял и глядел на мыски сапог, словно на него надели кандалы. – Но куда важнее иное… Не только нас подстерёг псевдонайр. Собратья наши тоже повстречали фениксов под масками иллюзии. Предвосхищаю, в уме твоём зародился вопрос, как такое возможно? Ночь к ночи танглеевцы на разведку не выходят. Меняется время. Меняются дороги. Вестимо, мы богов разгневали, раз они выложили фениксам внутренние сведения нашего клана? Или я зря возвожу напраслину? Боги ни при чём? Быть может, нам стоит опустить взоры к тем, кто пониже?
В сердце будто нож провернулся. Глен трижды размыкал губы, чтобы озвучить выводы, и трижды смыкал. Слова костьми вставали поперёк глотки. В Танглей с расцвета клана не водилось крыс. И уж тем более там не водилось изменников, готовых протянуть фениксу руку дружбы. Боги! Да водникам с огневиками и стоять-то бок о бок тошно – природная нетерпимость берёт своё.
– И почему беда никогда не приходит одна? – Глен посмотрел на приятеля.
С бледного лица на него взирали голубые глаза. Узкие вертикальные зрачки протягивались через них, как мосты через озера.
– Побеседуй с отцом, – посоветовал Дил. И добавил с нажимом: – Наедине, мой дорогой друг.
– Добро.
К тому времени, как они порешили с разговорами, солнце уже разлило свет по обезображенным пламенем руинам селения. С поднявшимся ветром бежали облака, и снег перестал. Дил и Глен свернули на главную улочку, служившую сквозным проездом через Верески, и застыли. Дорогу преградила груда древесного хлама и обломков, истерзанных огнём. На них покоился слой талого снега – слишком тонкий и невесомый, чтобы скрыть уродство покорёженной рухляди.
Из-под хлама выглядывали две обугленные ступни и перепачканная пеплом и копотью ладошка. Рядом с ней пылился вырезанный из дерева свисток-рыбка на шнурке. Он казался знакомым. Но где Глен его видел?
– Треклятые изверги. – Усилием воли он унял заклокотавшую в душе ярость.
Унял жажду