Соколов внимательно слушал, и Шниц, заметив его пристальное внимание, продолжил, углубляясь в детали.
– Вся его манера – от латинских фраз до ритуалов с телами– указывает на высокую степень интеллекта и глубокое погружение в символизм. Он явно знаком с культурой и философией смерти. Думаю, он уверен, что его действия не просто оправданны, но и возвышенны, —Шниц замолчал, подбирая формулировки, чтобы точнее выразить свою мысль. – И здесь не просто жестокость, это своего рода маниакальная система. Для него каждый человек, которого он убивает, —это фигура в его символической игре.
Соколов с трудом подавил тяжёлый вздох, ощущая, как слова Шница погружают его в тёмные воды этой извращённой логики.
– Вы хотите сказать, что он видит нас частью своей игры? —спросил Соколов, словно окончательно осознав масштаб замысла.
– Именно так, —кивнул Шниц. – Вас он воспринимает как противника, своего рода интеллектуального соперника. Это часть его «игры», где он проверяет, сможете ли вы предугадать его ходы. Он рассчитывает каждый ваш шаг, как будто пытается показать, что он всегда на шаг впереди. Это не просто убийства, Игорь, – для него это интеллектуальная дуэль, и он вкладывает в неё всю свою жестокую философию.
Павлов, слегка побледнев, прервал их разговор:
– И сколько у нас шансов вообще на него выйти, если он так продуман?
Шниц на мгновение задумался, затем ответил:
– Он умен, но и у него есть слабости. Такие люди стремятся к признанию их «гениальности», они жаждут, чтобы их поняли —и именно поэтому он оставляет зацепки, словно желая, чтобы его раскрыли, но на его условиях. Для него эта дуэль со следователями – возможность самоутвердиться, но это и слабость, потому что потребность в признании сделает его шаги более предсказуемыми.
Соколов, будто осознавая важность этих слов, медленно кивнул, и, бросив взгляд на сцену, словно заглянул в те самые темные глубины, откуда и пришел этот маниакальный противник.
Марина, осторожно осматривая голову Тихоновой, вдруг что-то заметила. Её глаза расширились, когда она увидела блеск во рту жертвы. С трудом, поддев инструментом, она извлекла небольшую, потускневшую монету, аккуратно положила её в пакет и, взяв его за край, направилась к остальным.
– Похоже, что маньяк оставил нам ещё одну загадку, —сказала Марина, показывая находку. – Во рту у жертвы была эта монета. На ней крошечный отпечаток крови, почти стертый, но видимый. Возможно, оставлен намеренно.
Шниц, мельком взглянув на монету, поднял брови, узнав её без сомнений.
– Это… червонец из коллекции римских динариев, так называемый "Ауреус". Одна из таких редкостей —золотая монета, выпускавшаяся при императоре Каракалле. В Древнем Риме её иногда клали в рот умершим как плату за переправу