«Больно долго распинаешься, милочка».
– Вопрос не доверия… – сказал Йенс, как отрезал, – а банального хорошего тона.
Девчонка изумилась.
– Так ты это называешь?
– Я еще не так много прошу. С учетом всего пережитого в последние часы. Чтобы вернуться сюда, и не с пустыми руками, хочешь – верь, хочешь – нет, но я увидел некоторое дерьмо, испытал некоторое дерьмо.
– Например? – Тон её голоса сквозил скепсисом.
– Обсудим, – упорно стоял на своём егерь. – Ты, главное, двери открой.
Та поколебалась некоторое время, после чего пошла на попятную, предупреждая:
– Без глупостей только. Идёт?
Йенс усмехнулся, поражаясь абсурдности происходящего. Заверил грубо:
– Переживать не о чем. Если бы мне оно надо было, я б «сглупил».
Выжившая шумно выдохнула, но врата в погреб все-таки открыла. Серый свет облачного дня пал на лестницу, что вела под землю. А также на наглую девчонку, которая протащила егеря через напрасное приключение. Она выглядела не совсем так, как себе воображал Йенс. Хотя он и не был озадачен гаданием над ее обликом.
Девчонка выглядела, по меньшей мере, вульгарно. И потому Йенсу стало отчасти тяжело определиться, кто она по происхождению – голубых кровей или самых обыкновенных, если не вовсе подневольных. Как лоскутное одеяло, выжившая была соткана из противоречий.
Рано выросла – и это факт. Была на голову-полторы ниже Йенса, при этом обладала телом женщины. Вкупе со странной прической девчушка смотрелась дико. Спереди её медные волосы пострижены предельно коротко: просто рваная челка, выбритые, но уже подрастающие виски, тогда как сзади длину сохранила.
Крёгер подозревал, такую стрижку девчонка избрала для себя из практичности с приходом Семи Лун. А до тех пор она вполне могла быть обыкновенной сеньоритой.
Волосы косами, бантики, сарафаны, туфельки.
А сейчас что?
Рассуждая о возрасте отроковицы, вервольф угадал. Может, пролетел по годам немного только если. У девчушки с лица так и не сошла детская припухлость, придававшая миловидность.
Внешность обманчива, ведь выглядела-то она невинной и чистой. Аккуратный нос, выразительные глаза и брови на овале, нивелирующем любые отличительные черты. Таких лиц на Западе великое множество.
Лишь взгляд прямо говорил каждому, кому не повезло заглянуть в ее глаза: она успела повидать немало ужасов за месяц под Семью Лунами. Даже Йенс, человек не из впечатлительных, чувствовал этот пронзающий холод во взоре. Бездну жестокой реальности, в которую провалилась девчонка, та всегда носила с собой.
«Где-то я уже видел нечто подобное… – размышлял про себя вервольф, не спуская глаз с собеседницы. Он сожалел, чего ранее не мог себе позволить в отношении чужих. – Ах, да! В Заниведской Тагрии. Как же давно это было. Детей ожесточала война – в первую очередь, она. Здесь она тоже происходит, но уже другая. Результат, впрочем, тот