– Гляди ж, Иванъ, оставляю тя воеводою на Москве. Быти же с тобою сыну – князь Юрию. Да мать мою достоитъ берегти. Стара княгыня София Витовтовна. Куда ж ехати ей, – озабоченно наставлял Великий князь Василий, обращаясь к старшему Ряполовскому, облачаясь в дорожный кафтан поверх кольчуги и поправляя черную повязку на незрячих глазах.
– Помыслю о том, господине. С собою кого ж возьмеши, государь? – спросил боярин.
– Кого ж яти, какъ не старшого сына. Великий князь Иванъ – очи мои, – отвечал Василий.
– А государыня-княгыня с малыми детками како жъ? – вновь спросил боярин.
– Великую княгыню с детками имамъ отправити во Углич. Ты уже тъ пошли брата Семена, аль бо Митрия, дабы проследили за сборами, – наказывал второпях Великий князь.
– Все сполню, государь. Не иначе садити ся намъ в осаду, – сказал боярин, качнув головой.
– На Москве ныне суть множество бояръ и детей боярскихъ и многое множество народа. Зде же митрополитъ Иона, да весь чинъ священнической и иноческой. Отсидите ся, отмолите ся.
– Богъ милостивъ, – молвил старый боярин.
– Язъ сей же часъ поиду к Волге по градамъ. Имамь полки събирати. Вели седлати коней тотъ часъ, – велел Василий Васильевич.
Ряполовский послушно склонил голову.
На рассвете в пятницу, 2 июля, Мазовша «с ратью великой» прорвался к сердцу Русской земли. Поспешно оставил Москву Василий Васильевич… Второпях позабыл он о главном – не велел заблаговременно сжечь посады, окружавшие со всех сторон Кремль. Их-то и зажгли ордынцы. Прикрываясь завесой дыма, бросились ратные татары на приступ к кремлевским стенам. Едва-едва успели москвичи закрыть врата града и взойти на стены с оружьем. Страшный жар плыл и разливался вокруг Кремля. Ветер тянул в Кремль с востока – с Зарядья[24] и с Яузы. Скученные на узком пространстве между стен и стрельниц защитники Москвы начали задыхаться от жара и дыма. Летевшие через стены с пылающего посада искры и головешки зажигали деревянные постройки. Их заливали, тушили, как могли. Густая пелена едкого желтого дыма заволокла Кремль.
«Отъ дыма не бе лзя и прозрети», – писал летописец.
Старые белокаменные стены, о которые ранее разбивались приступы ратей Ольгерда, Тохтамыша, Едигея и Улу-Мухамеда, были в плохом состоянии. Страшный пожар 1445 года нанес им немалый урон. В местах обрушений их крепили бревнами. К этим местам и устремились на приступ ордынцы.
Молодой, рослый и сильный мурза Ямгурчей, облитый кольчугой, укрываясь щитом от пуль и стрел, спешился и сам повел на приступ своих людей. Перед ними были стены и угловая стрельница у неширокой реки, которую урусы звали Неглинной. Передние ряды ордынских воинов тащили тяжелые и длинные лестницы, бревна, задние били стрелами по стенам.
Но москвичи, как и в прежние времена, не дрогнули. Их пули, стрелы и арбалетные