Наверное, я всё же счёл её таковой, однако убегать не собирался.
Когда я дочитал, она впервые издала хоть какой-то звук – похоронно хмыкнула.
– Я не убегу. Выполняю сегодня любые капризы.
Она что-то начала печатать, весело помахивая ножками.
– Будет сделано!
А что мне оставалось? Да и буду откровенен, её недуг никак меня не смущал и не отталкивал. Такой недуг только будоражил сознание: каково всю жизнь молчать, когда все вокруг говорят.. такое рождает заполняющиеся цепями глубокие омуты всевозможных алгий. А такие стечения обстоятельств – возможность освободить кого-то, кому это невыносимо необходимо.
Сначала мы отправились кататься на трамвае по кольцевому маршруту, где в солнечных осколках она теплилась на моём плече, почитывая Акутагаву, а я просто молчал, слушал тихонькое дыхание да шелест тонких страниц. Пару раз, в перерывах от чтения, она мурлыкала какую-то песенку, что крутилась у меня в голове, но никак не вспоминалась.
Задремал в тех уветливых минутах, а она развеяла их, пихая меня и подсовывая телефон.
«Возьми меня у меня дома, пожалуйста».
Никто прежде меня так не обнимал жадно; так раскалённо не целовал всё моё тело; не покусывал неистово и взволнованно частицы моей сущности; никто так не прошибал бесконечными разрядами накопленных чувств; не прикасался ко мне своим сгорающим сердцем; так не терялся в беспамятстве и безвременности со мной; не дрожал лихорадочно со мной; так взахлёб не поглощал меня; так сильно не любил за один вечер.. никто.. кроме неё тогда… Только стонала.. только ахала.. казалось, только и вмещала всё несказанное в прикосновения и движения.. в их остроту, силу, глубину, импульсность и ненасытность… Только мы, толпа поглядывающих на нас книжек и протяжённый флейтовый свисто-скрежет вокзала, доносящийся в тишине города…
У неё дома на полу блестел точно такой же стационарный телефон.. я поднял трубку, а там… Это случилось, когда я рассыпа́́лся.. когда мы уже не могли продолжать… А там.. длинный гудок, тоже рассыпающийся по комнате…
…К кончине последнего летнего месяца насобиралась уже треть цепей от необходимого количества, или же, если быть точным в формулировке – от необходимой общей длины. Около двух суток заточали в себе около одной встречи, и из каждой такой встречи я старался извлечь максимум волшебного ресурса: на плохой конец – пара актов сброса оков, пара актов поглощения, и усилие совладать с ними: удобно, как это возможно, куда-нибудь к себе прикрепить…
Все эти встречи скомкались в некое однородное подобие близнецов, в кашу из тридцати трёх букв алфавита. А те, что мне припомнились отчётливее других, и те, что на сцене перед вами – лишь знаки препинания, и запечатлим мы лишь их. Точка, запятая, запятая, тире, многоточие… исключительно они в памяти отчетливы. Жизнь – маленький текст, запомнившийся символами