Её стопы укутаны в шерстяные чёрные носочки, особо, на удивление, колючие; я аккуратно снял их; рассмотрел каждый пальчик, они мне нравились: базовый педикюр, ровные и милейшие; после, нежно и подробно, предварительно увлажнёнными губами, покрыл поцелуями путь дальше, путь, изредка вымощенный шрамами селфхарма – и левая, и правая не оставались обделёнными никогда. Плач прекратился, а я добрался до соединения ног-дорог, уже вовсю покрытых мурашками; поёрзав, она позволила мне стянуть своё единственное нижнее белье. Первое прикосновение, дёрнулась еле заметно, а после, глубокие нарастающие вдохи…
После полуночи я сбежал от неё. С небес всё также рушился снег, так тяжело он падал на меня, так мне казалось… На такси я добрался в окрестности своего дома, лишь потому, что собирался сначала забрести в круглосуточный магазин за песочными палочками. Захотелось сахара добавить в горькую реальность. После таких встреч на меня всегда накатывало… То вовсе не удивительно: мне и самому от всего этого было тошно, но больше воздействие оказывали приобретённые цепи. Они никуда не девались, они нарастали на меня, прорастали в меня, вселяя в каждый уголок нутра чужую боль. К утру становилось полегче, однако после содеянного иногда бывало и вовсе невыносимо. Зависимость прямо пропорциональна: чем длиннее похищенные цепи, тем больше похищенных страданий; тем свободнее спасённым, тем ближе я к своей цели… Когда-то я любил жизнь, её целиковою, когда-то я любил людей, каждого по-своему. Но что-то произошло – цвета померкли, окружение отпало, словно некогда листья потеряли Солнце, скукожились, а затем сгодились перегноем. Настала зима внутренняя: в ней же я не знал чего хочу: ни от себя, ни от других… Простейший обыватель, что бороздил привычные улицы, вдыхал неогранённый тяжёлый воздух и плыл в бензиновых лужах. Ничто не волновало меня: сам себя не волновал, окружающие и тем более меня не интересовали… И явилась весна! Нам, каждую минуту, точно прописано доктором, что-то или кого-то любить, и я вновь полюбил… И любовь та сталась обречённой на вечность…
Близ шкатулки с товарами на высушенном канализационном люке теплилась дворовая кошка, окинувшая меня тусклым взглядом, пока я проходил мимо.
– Снова вам не спится… Ну, хоть не под утро пришли…
Я ночной завсегдатай сего заведения, а добрый пожилой продавец – и работник и хозяин.
– Да уж, пораньше пришёл… Мне три штучки палочек, и пачку кошачьего корма.
Досадно! К лакомствам кисочка не притронулась, лишь шелестнула хвостом о брюки и выпросила почесать за ушком. Я не отказал ей в этом. Была бы она определённая, ну такая, какую мне разрешила Она, я бы забрал её к себе…
Впустить в свою обитель я мог лишь конкретную кошку: кошку белую-белую, короткошёрстную, с большими электрическими разрядами-вспышками справа и слева от розоватого влажного носика, с параллельными