Из туалета, что на четвертом этаже, валили клубы дыма, несущие с собой аромат дешевых сигарет «Памир», и звуки молодецкой болтовни, сдобренной парами алкоголя.
– О, Пчелка, привет бродяга, – протянул руку, оказавшийся совсем рядом у двери, Паша Чижов, самый гривастый парень из всей абитуриентской братии, с которым пришлось дней десять поваляться в гардеробной. – Опять свой клозет заскакали? Курить будешь?
– Не, что-то не хочется, да вы тут задохнетесь, или комендант застукает, – поедете в школе доучиваться, в деревянном сортире бычки смолить, – бросил Сеня и проскочил в кабинку.
– И, правда, давай смываться, а то начадили тут, – резонно рассудил один из трех курильщиков. – Да и девчата наверно готовы пообщаться.
– Что-то я уже сомневаться стал, кажется, обиделись, – донесся до Сениного слуха голос Павла. – Пока Сеня, сильно гостеприимством не злоупотребляй. – Толпа дружно заржала и хлопнула входной дверью.
– Тоже, какой-то ерундой занимаются, – подумал Сеня, и с новыми силами устремился на свой этаж готовый вновь ринуться в бой.
– Залетай Пчелка, а то одобрить некому. Кажется, я вспомнил один «шедевр», Сереги Мухина, – полушепотом, поторопил Гена, возвратившегося с прогулки Сеню. – Он всему полку для заочниц стишки сочинял, а это по моей просьбе нацарапал. Я его тогда переписал несколько раз из-за почерка безобразного, да после, что-то отказался от затеи, и правильно – хлопоты с этой девушкой пустыми оказались. Будешь слушать? – спросил Гена, и, завидев одобрительный кивок, взобравшись по круче на подушку, вовсе не интонируя, враспев, забубнил:
Ты таинственностью не мучай,
Ты приди, и скажи – кто ты.
Ты увидишь, что будет лучше —
Никакой тебе, маяты.
В час, когда, край светила утонет,
Бросит месяц серебряный луч,
Ветерок, зной на волю прогонит,
Не спеша – он лишь днями могуч,
Увлекут нас потоки ночные,
От заката, до новой зари,
В пущи те, где цветы неземные,
А над ними, безмолвье царит.
Будут наши мятежные души,
Словно бабочка и мотылек,
В полумраке рапсодии слушать,
А потом, пусть алеет восток.
Ты таинственностью не мучай,
Приходи, расскажи, кто ты.
Вот увидишь, что будет лучше,
Никакой, тебе, маяты!
– Вроде бы ничего не напутал, – подал голос Геннадий, так и не дождавшийся реакции от единственного внимающего ему слушателя.
А слушатель этот, все рифмованное и записанное в строчки считал поэзией, и по этой причине, сейчас не мог ничего внятного произнести – слишком красивым, показалось ему, это прозвучавшее «бессмертное творение» ефрейтора Мухина, – как у Есенина, – подумал Сеня, где, – «Грубым дается радость…». Его друг Мишка Юдин сказал, когда-то, что это лучшее стихотворение