– У нас в имении кухарка Агриппина борщ варит отличный. Думал, вкуснее уж не попробую. Ан, нет! Этот лучше! – сыто цыкая зубом, поведал Евгений.
Михаил хихикнул и приготовился к продолжению праздника живота. Котлеты привели обоих в восторг. Десерт – тем более. Расплачиваясь, Михаил дал лакею на чай целый рубль. Евгений – тоже.
– Премного благодарны, Ваши Благородия! – поклонился тот.
– Передай, любезный, повару, что мы его тоже отблагодарить хотим.
– Сию минуту-с!
Повар оказался немолодым калмыком в чистейшем накрахмаленном колпаке.
– Спасибо, братец, уважил. Давно так вкусно не ел! – похвалил стряпню Михаил и вложил ему в руку трёшку.
– Благодарствуйте, барин, – прижал руку к сердцу повар.
– А скажи-ка, где ты своему искусству учился?
– Мы с барином моим, Викентием Сергеевичем, много в Польше жили и на Украине. Так он самолучших поваров нанимал, а я у них учился. Пока науку превзошёл, всё, что в кухне есть, на своей спине да башке испробовал: и скалку, и сковородку, и трубу самоварную. Кроме печки, да! Потом восемь лет сам кухарничал. А когда Викентия Сергеевича Господь к себе призвал, то по завещанию ихнему мне вольная вышла. Вот, вернулся в родные края. Шесть лет уж здесь служу.
– Крещёный? – спросил Евгений.
– Ну, а как же! Еремей в святом крещении.
– Тогда дай тебе Бог, Еремеюшка!
Заселившись в гостиничный нумер, Михаил прикинул, что отдохнёт пару часиков (надо же переварить хорошенько отличный обед!), а потом займётся делами. Не успел он снять сапоги и улечься на кровати, как из коридора послышались вопли боли, мяв с подвыванием и запредельные ругательства вперемешку с богохульствами. Пришлось встать и выглянуть. В коридоре коридорный (пардон за тавтологию, Читатель!), щуплый малый лет двадцати, пытался оторвать от собственной ляжки Шуршика. Руки его были в крови.
– Отставить! – рявкнул есаул, – Шуршик! Ко мне!
Неохотно отпустив врага, кот шмыгнул в приоткрытую дверь.
– Я, Ваше Благородие, его, значит, шуганул, потому, как не положено котам в нумерах существовать, а энтот хищник мне мало ногу не отгрыз, да руки порвал когтищами! – жаловался коридорный, облизывая расцарапанные пальцы.
– Не положено, говоришь? А я, вот, положил! Мой это зверь, и при мне состоит, – строго объяснил Михаил, – Вот тебе, любезный, на поправку здоровья.
Серебряный целковый сразу успокоил пострадавшего.
– А я чо… Я – ничо! Жаль, что сразу не предуведомили, что энтот красавец ваш, я б его и не тронул… Дозвольте, я ему молочка налью?
Расхохотавшись, Михаил