Однако Гай Марий всего лишь вел себя естественно. Совсем еще недавно он был ребенком, маленьким и худеньким, изнеженным любителем вкусненького. Любимец матери, он был втайне презираем отцом. Но с тех пор как Гай Марий надел первую свою пару военных сандалий и латы из гладких бронзовых пластин поверх кожаного доспеха, он начал расти прямо на глазах – и телом, и духом. И вскоре сделался истинным воином, превосходя окружающих силой, отвагой и независимым нравом. Изменилось и отношение к нему в семье: теперь уже мать не принимала сына – таким, каким он стал; зато отец впервые проникся к нему уважением.
Сам же Гай Марий полагал, что нет счастья выше, нежели ощущать себя одной из шестеренок прекрасно отлаженной и грозной военной машины. Ни поражения, ни тяготы долгих учений, ни близкое дыхание смерти – ничто не могло заглушить в нем восторженности. Что ему приказывали, его не заботило; дело солдата – повиноваться.
В Нуманции он впервые встретил семнадцатилетнего новичка, который, едва прибыв из Рима, тотчас присоединился к свите Сципиона Эмилиана. То был Квинт Цецилий Метелл, младший брат знаменитого Цецилия Метелла, который после военных действий против племен, населявших Далматийские горы Иллирии, получил почетное прозвание «Далматик» и выдвинулся на пост Великого Понтифика.
Молодой Метелл был типичным Метеллом – медлительным флегматиком. Работал и думал он медленно, но если уж что-то втемяшится ему в голову… Самоуверенности ему было не занимать.
Эта черта – как бы помягче сказать – раздражала Сципиона Эмилиана, обычно довольно терпимого к молодым представителям своего класса. Чтобы подросток не путался под ногами и по-настоящему почувствовал войну, его прикрепили к «кошмарному трио». Разумеется, Марию, Рутилию и Югурте совершенно не понравилось, что им подсунули мельничный жернов с собственным мнением! Друзья приняли новичка как обузу.
Покуда Сципион Эмилиан был занят захватом Нуманции, бедный парень испытывал свою судьбу.
И вот Нуманция пала. Была повержена, уничтожена. Неудивительно, что всем – от старшего командира до новобранца – позволено было пьянствовать. «Кошмарное трио» не просыхало. На беду Квинт Цецилий Метелл решил отпраздновать с ними свой день рождения. Ему стукнуло восемнадцать. Трое балбесов сочли это поводом к прекрасной шутке, и после долгих совместных возлияний «новорожденный» был заброшен ими в свинарник. Он выбрался, протрезвевший от вони, обтекающий жидким навозом