«Если бы он увидел меня сейчас… увидел такой… – подумала она, и лицо её невольно оттаяло, губы приоткрылись, а глаза потеплели. – Неужели он по-прежнему остался бы ко мне так обидно равнодушен? Ну хорошо, ладно, не любовь, но хотя бы желание я смогла бы у него вызвать?»
«Ах, зачем, боже мой? – возразила самой себе. – Чтобы страдать потом обоим? Мне оттого, что напилась, но жажды не утолила, а ему потому, что согрешил, поддавшись порыву, и погубил «невинную» девицу…»
«Ну и пусть! – тряхнула она головой, и подвески на обруче звякнули, закачавшись. – Гори оно всё синим пламенем! А мне за счастье хотя бы рядом с тем огнём постоять, поживиться объедками той нежности, что питает он к Пепелюшке! Ох, до чего ж я докатилась…»
Она провела ладонями по щекам, задумчиво огладила косы, плоский, подтянутый живот, задержалась на расшитом металлическими бляшками поясе…
«Это ведь всё не для него, – подумала с тоской. – А для какого-то похотливого, пузатого сатира, которому сегодня меня продадут… И что? Тебя это смущает? Отчего же? Вспомни, хабиби: Шагеев ведь тоже почти шах, и наложниц у него было не меньше, и «покупал» он себе кого хотел… С той лишь разницей, что ты сама себя ему сторговала, без посредников. И почитала эту сделку, кстати, за большую удачу! Совсем как эти овцы – Афифа с Ватфой. Чем ты от них отличаешься, а? И чего сейчас вдруг закипишевала, будто юная девственница?»
Сердито состроив своему отражению в зеркале гримасу, показав язык, оттопырив пальцами уши, Кира вдруг замерла… А что, если?..
Вдохновлённая наитием, повернулась боком, ссутулилась, выпятила живот… развернула носки туфель друг к другу, покосолапила… сдвинула обруч набекрень… нет, не так – нахлобучила на одну бровь – о! отлично! Теперь – туповато-бессмысленное выражение умственно отсталой, так… ещё бы хорошо струйку слюны из угла рта пустить…
– Ты не устаёшь меня удивлять, хабиби!
Кира вскинулась от неожиданности и чуть не подавилась слюной, накапливаемой во рту для эксперимента.
Отражение Асафа обозначилось в зеркале, будто материализовалось из комнатной пыли. Он приблизился, неслышно ступая по коврам и остановился за её спиной, почти касаясь грудью напряжённых лопаток рабыни.
– Вижу, готовишься блистать. Измаялась, наверное, придумывая, как больше понравиться покупателям и, тем самым, уважить и отблагодарить меня, твоего благодетеля…
Пленница сглотнула непригодившуюся слюну:
– Отблагодарить? – фыркнула она. – За что? – перестав кривляться, она позволила своему телу занять привычное положение в пространстве.
– Ну… – закатил глаза агарянин, имитируя раздумье. – Например, за то, о цветок моего сердца, что не продал тебя в каменоломни Джидды. И даже не выставил на торги на Исфаханском базаре. Или, может быть, за то, что не сдал тебя в публичный