А про отца хочу сказать, что в мирное время он и не думал никогда про такую специальность и такую службу, как «Заготкож». Он мечтал стать музыкантом, обладал для этого всеми данными. Но – не случилось.
…Между тем надвигалась война, и уже в мае 1942 года отец сам отвез нас в эвакуацию в Саратов, куда вскоре перебралось и его головное учреждение – Наркомат заготовок. Но это было потом. А пока мы живем вподмосковном Новогиреево. Мне два с половиной года.
Дети и взрослые. В доме-коммуне (Новогиреево)
Мне три года, мы живем в Новогирееве, в деревянном двухэтажном большом доме, выстроенном моим отцом (он – организатор строительства дома для семей своих сотрудников. Отец – директор, и это строительство являлось его партийной нагрузкой (мода была такая).
Собственно, этот дом, по нравам тех времен, был просто большой коммунальной квартирой, где каждой семье принадлежала одна или две комнаты. Все места общего пользования располагались в конце коридора. А посредине второго этажа был большой холл, где на Новый год ставили елку, а по праздникам, 7 Ноября и 1 Мая, накрывали столы и произносили тосты в честь Сталина.
Красный уголок и иголка
Еще был Красный уголок – то есть комната для политпросвещения, там лежали газеты и журналы, а женщины довольно часто здесь сидели и шили («Мосшвей» не мог тогда обеспечить всех готовой одеждой). Иголки валялись где попало, и Лена, моя старшая сестра, которая играла в этом уголке, однажды с разбега вспрыгнула на диван… но чья-то брошенная иголка впилась тогда ей в колено. Мама была в ужасе, повезла ее в Москву, в институт Склифосовского. Профессор сам осмотрел девочку и сказал, что операция на колене приведет к хромоте. Лучше оставить все так, как есть.
Мама испугалась и сказала: «Но, говорят, иголка по сосудам может дойти до сердца». Профессор ответил, что инородное тело, попадая в организм, обволакивается слизистыми тканями, словно помещается в кокон, блокируется таким образом, а путешествию иголке по сосудам будут препятствовать кости, связки и сухожилия. Мама всегда свято верила медицинским авторитетам. Профессора потом всю жизнь вспоминала с благодарностью, иголка осталась неподвижной в колене и никогда Лену не беспокоила…
А я сейчас живу в Новогирееве, в четырнадцатиэтажном панельном доме, и мои соседи сказали мне, что вплоть до 70-х годов на этом месте стоял деревянный двухэтажный дом-коммуна. Может, тот самый?
В те годы перед нашим новогиреевским домом располагалась площадка, где по вечерам собиралась молодежь. Это были рабочие из общежития, расположенного на первом этаже. Они приезжали из деревни и привозили в город свою неизменную тягу к гармошке, частушкам, к пляскам вприсядку, да еще и с чечеткой.
У меня была нянька из деревни, ее звали Соня, мы с ней были тезки. Я помню плотно сбитую девушку, совсем без талии, с огненно-рыжими волосами, завитыми по типу «шестимесячная»