В храме, при котором располагалась школа, было множество фресок с их изображениями, пусть и весьма абстрактными. Звезды в сердцах парящих городов. Белоснежные семена, из которых пробиваются ростки костяных деревьев, а города – плоды на их ветвях.
Проходят дни, сменяются недели. Князь не торопится вернуться, его супруга не торопится послать за учителем. И верно судьба решает все за Тодо. Снова сводит его на веранде сада с княгиней, что встречает изумленно поклонившегося мужчину с опаской, в чем сама себе признаться отказывается.
– Госпожа, – выдыхает Тодо, повторяет поклон, – юный господин.
Дитя же взирает снизу вверх с восхищенным любопытством, и в чудесных глазах цвета речного льда и зимнего неба Тодо видит красные нити, что пронизывают бытие, рождая, поддерживая, уничтожая в вечном круговороте. Расползается бесцветное пятно по скуле, стекает по шее, словно чье-то нечаянное прикосновение. Точены черты доставшейся от матери резкостью.
А на лице княгини, что держит сына за руку, проступает волнение, тщательно скрываемое под маской отстраненной вежливости. Лисенок предательски выглядывает из-под детского воротничка. Любимая игрушка, взятая тайком, хоть был наказ не брать.
Нельзя.
Хлесткое слово.
Нельзя.
Выносить за пределы покоев, демонстрировать миру.
Нельзя.
Иметь детство. У Вестников детства не было, а у Богов его вовсе быть не может.
Звонкий удар кнута доносится со двора трескучим эхом. Ходят мускулы под кожей. Ржет могучий гнедой жеребец, встав на дыбы. Удерживаемый под поводья, лягается. Не желает покориться, но покориться – его удел.
Тодо же наклоняется. Ловит вздрагивание женщины, что кое-как сдерживается, чтобы не ринуться, не заслонить сына, не откинуть мужскую руку, которая вдруг аккуратно заправляет лапку тряпичного лисенка.
– Могу ли я сопроводить вас, госпожа? – спрашивает вкрадчиво-робко учитель и добавляет, вкладывая всю искренность в надежде, что ей внемлют. – Я бы хотел обсудить с вами обучение юного господина. Вы, как мать, знаете его лучше и наверняка сможете помочь мне советом.
Служанки – две верные тени за женской спиной. Белесое облачко прерванного дыхания. А в воздухе витают предвестники весны, задерживаясь солнцем по вечерам чуть дольше. Опасение в синих глазах княгини несколько притупляется. Иссу, пусть молодые уста не повторяют за устами мужа.
– Как вам будет угодно.
– Матушка, кто это? – лепечет дитя. И распахивает глаза шире, когда Тодо вновь улыбается.
– Если госпожа позволит, то я буду вашим учителем, юный господин.
В сумерках столица распускается дивным цветком. Инкрустированы лепестки самоцветами, отделаны сусальными нитями. Дурман пышности и богатства. Весь цвет зари, пролившийся пламенной росой.
Изысканно величие поместий знати, возвышенна строгость храмов. Вереницы паланкинов и повозок текут по