– Мы должны оставаться забытыми, – говорю я. – И не стоило даже посылать в Алькибу лазутчиков. Нам нечему учиться у чужаков, и, каким бы плачевным ни было их положение, мы не в состоянии помочь. Нам своих бед предостаточно. – Представляю Афира в этой чужой стране, в одиночестве, и в груди щемит. Меня вдруг охватывает зуд нетерпения, не могу дождаться завтрашнего дня. – Афир побыл среди них, увидел насилие и войну, и в нем что-то сломалось. Я лишь надеюсь, что великий лекарь Тарик сумеет его исцелить.
– Быть может, ты увидишь королевство Алькиба и тоже изменишься, – произносит тетушка.
– Нет. – Я разрубаю воздух ладонями. – Мне достает крепкого сложения, что бы там ни думал Байек.
– Я никогда не сомневалась в твоем прекрасном сложении. – Тетушка разглядывает светлячков, кружащих меж ветвями древа, оазисную птичку, что чистит роскошные перья. – Мы стремимся менять мир, Имани. Но время от времени миру удается менять нас.
– Если мы ему позволяем. Волшебная практика уделяет особое внимание тому, чтобы взрастить сильную волю и диктовать ее миру через наши подобия. Ты меня этому и учила.
Тетушка закрывает глаза. По саду проносится ветерок, гнущий траву и ветви в такт своей шелестящей песне.
– Очень хорошо. Но железная воля бессильна…
– Если ей не придать облик меча. Я знаю.
– Или щита, если того потребуют обстоятельства. Никогда не забывай, племянница моя, что любая жизнь священна. И мы должны, если можем, пожертвовать собственной, ее защищая. Пойдем, у меня есть для тебя кое-что. – Тетушка улыбается, хотя у меня на лице наверняка написано полнейшее непонимание.
Я следую за ней обратно в святилище и вверх по одинокой винтовой лестнице. На площадке тетушка отпирает богато украшенную деревянную дверь, ведущую в темную комнату. Однако мраку остается царить недолго. Когда тетушка грациозно скользит вперед, подвешенные витражные шары наполняют комнату сиянием. Оно заливает круглое пространство, от пола до потолка уставленное темными книжными полками. Но у тетушки так много книг, что ценные, явно древние фолианты громоздятся даже на кедровом письменном столе среди перьев, чернильниц и стопок пергамента. Из высокого узкого окна позади стола открывается лучший вид во