Казалось несправедливым, что такой мастер сидит без работы. Наверное, ему пришлось потратить все свои сбережения, чтобы внести взнос за участок. Даже если дом достался Бэннингу за бесценок, земля все равно стоила очень дорого. Вспомнив о разрухе на большей части первого этажа, Шейн невольно ему посочувствовала.
– Вы сделали чудесную кухню, – сказала она, с улыбкой глядя ему в глаза. Ее бледность уже прошла, щеки порозовели.
Вэнс повернулся, чтобы снять с крюка кружку:
– Могу предложить только растворимый.
Шейн вздохнула.
– Мистер Бэннинг… Вэнс… – нерешительно проговорила она и замолчала, ожидая, чтобы он обернулся. – Может быть, мы с вами встали не с той ноги. Я вовсе не из тех соседей, что шумят и надоедают. По крайней мере, я не нарочно. Мне просто стало интересно, что вы делаете в доме и что вы за человек. Я тут знаю всех на три мили в округе. – Она поднялась. – Простите, что я вас побеспокоила.
Когда она попыталась протиснуться мимо него, Вэнс взял ее за руку. Кожа у нее была прохладной.
– Сядьте… Шейн.
Она внимательно взглянула в холодное, непроницаемое лицо, и ей показалось, что она увидела на нем слабый проблеск доброты. В ответ ее взгляд потеплел.
– Я пью кофе с молоком и сахаром, – предупредила она. – Три ложки.
Его рот дрогнул в невольной улыбке.
– Отвратительно.
– Да, согласна. Есть у вас сахар?
– Вон, на том столе.
Вэнс налил в кружку кипяток и затем, помедлив, достал вторую для себя.
– Красивая вещь. – Потянувшись за молоком, Шейн провела пальцами по столешнице. – Отполировать только, и будет загляденье. – Она насыпала себе три ложки сахара.
Вэнс, поморщившись, отхлебнул черный кофе.
– Вы разбираетесь в антиквариате?
– Не особенно.
– Это моя страсть. На самом деле я планирую открыть магазин. – Шейн рассеянно отбросила волосы, упавшие на лоб, и откинулась на спинку стула. – Получается, что мы с вами приехали практически одновременно. Последние четыре года я жила в Балтиморе, преподавала в школе историю США.
– Вы бросили работу? – Вэнс рассматривал ее руки, маленькие, как она сама. Голубые вены, сквозившие под бледной кожей, придавали им особенную хрупкость. А еще у нее были тонкие запястья и нежные пальцы.
– Устала от правил и инструкций, – пояснила Шейн, разводя руки в стороны.
– Вы не любите правила и инструкции?
– Только когда я сама их устанавливаю. – Она рассмеялась и покачала головой. – Вообще, я была неплохим учителем. Только не умела поддерживать дисциплину. – Она с грустной улыбкой поднесла ко рту кружку. – Не умею быть строгой.
– И ваши ученики этим пользовались?
Шейн закатила глаза:
– При малейшей возможности!
– И