– Слыхал? – снова усмехнулся Мурату человек в полушубке, кивнув в сторону своего молодого товарища. – С офицерами теперь не церемонятся. А все потому, что веры вам нет. Вот ты – родился и вырос здесь, вскормлен Кавказом, а как собака, предан России. А нет ее больше, России-то. Пришло время о своей земле подумать. Разве не так?
– А чья же теперь эта земля? – спросил Мурат, с усилием удерживая себя затекшей рукой, чувствуя, как горечь сковывает горло. – Татар? Грузин? Армян? Как делить будете? Или кто сильнее, тот и заберет? Может, туркам отдадите? А? Тем, кто ваших товарищей убивал? Валяйте! Или англичанам поклонитесь? Валяйте! Да только под Россией вы людьми были, а теперь друг против друга пойдете, утопите Кавказ в крови, и сами в этой крови утонете. Валяйте!
– Кончать его надо, – угрюмо повторил самый молодой с длинными усами и медленно перезарядил винтовку.
– Погоди, Мустафа, – рукой остановил его человек в полушубке и низко склонился к Мурату. Мурат видел, как блестели белые глазницы его глаз в темноте, как красные воспаленные жилки окутали их – признак бессонных ночей или тяжелых дум. – Дитя рождается в муках, иной раз мать гибнет, рождая новую жизнь. Вот и сейчас: без крови и страданий новый мир не построить. И твоя задача определиться, на чьей ты стороне. Из уважения к своим предкам, к этой земле надо строить новое будущее. В Баку тебе делать нечего. Там хозяйничает Баксовет1, дашнаки2 да большевики. Офицеров царской армии там не жалуют. Идем с нами. В Гянджу3. Если будем медлить, то грузины и армяне весь Кавказ приберут к рукам. Уже во всю формируются их корпуса. Создадим свой корпус, который будет защищать интересы Азербайджана. Соберем силы, обучим людей и пойдем на Баку. Вернем себе наши земли, наши дома, наших женщин! Решай здесь и сейчас. Мустафа ждать не любит, – с этими словами он выпрямился, отступая в сторону, так что Мурат в упор столкнулся в холодным невозмутимым взглядом Мустафы, который совершенно невозмутимо держал винтовку на изготовке.
Воцарилось напряженное молчание. Старая кибитка, продуваемая со всех сторон сильным ветром, поскрипывала и вздыхала, словно старая нянька Амина в далеком Майском, как когда-то в детстве, когда он мальчишкой бился в лихорадке. Тогда несколько дней и ночей его одолевал страшный бред, он метался по постели, убегая в кошмарных сновидениях от сказочных чудовищ, которыми так пестрели старые татские сказки. Он любил эти сказки и боялся их. Он любил эту землю. Здесь был его дом! Где-то там, на берегу Каспия, в родовом имении деда подрастал его сынишка, которого он помнил совсем крохой на руках Марго. Марго! Сердце заныло протяжно и тоскливо. Сколько лет он не видел ее! Как он мечтал зарыться в ее белую грудь и, прижимая к себе ее мягкое теплое тело, просто дышать ею! Как они там? Как сказал этот человек? Там хозяйничают дашнаки и большевики? Эти выродки, что своей