– Я тебя сгною! – процедил с глухой яростью Ростоцкий, приближая вплотную к нему свое раскрасневшееся с блестящими звериными глазами лицо. Схватив Шацкого за отвороты пальто, он со всей дури лбом ударил его в нос. Из носа Никиты выступила тонкой струйкой кровь, а губы Ростоцкого искривились в злобной довольной ухмылке. – Если золота не найду, то и тебя никто не найдет. Так и знай!
– Не найдешь, можешь мне поверить, – усмехнулся Никита, встряхивая головой, пытаясь привести в порядок гудевшую от удара голову, в носу противно засвербело и защипало.
Ростоцкий зло скалился. Дав знак красногвардейцам, чтоб они затолкали Шацкого в кузов, заскочил следом. Усаживаясь на деревянный грязный пол в модном на заказ пошитом пальто, опираясь спиной о металлическую стену фургона, Никита вопросительно смотрел на комиссара. Тот противно харкнул и сплюнул в сторону, бросая самодовольно:
– Тебе не стоило вставать у меня на пути. Я ведь никогда этого не прощаю. Теперь пришло мое время. И я буду давить всех, кто когда-нибудь вставал на моем пути.
– Твое время? – Никита усмехнулся, попытавшись о плечо оттереть кровь под носом. – Да, пожалуй, сейчас как раз время для всякой падали. Тебе ведь совершенно плевать, кому сраку лизать. Это у тебя хорошо получается… – в следующую секунду Ростоцкий в бешенстве с размаху ударил его рукояткой пистолета по голове, затем снова и снова. Потом принялся пинать связанного Шацкого ногами в живот и по спине, захлебываясь от ярости и цедя:
– Заткни свою пасть! Кончилось твое время! Еще захочешь моей милости! – он пинал его и пинал, целясь тяжелым сапогом в голову и живот, и, наверное, убил бы, если бы не двое красногвардейцев, которые заскочили в кузов и попытались комиссара обуздать.
– Хорош, товарищ комиссар! Не бесчинствуйте! – один из красногвардейцев в возрасте с длинными усами схватил Ростоцкого за плечо, пытаясь оттащить от Шацкого. – Зашибете, кого на фронт отправлять будем?
Ростоцкий в бешенстве замахнулся на красногвардейца, но тот и не дрогнул, от чего комиссар с досадой замер. Затем с паскудной улыбочкой еще несколько раз пнул неподвижное тело Шацкого, смачно харкнул на его темное покрытое грязью и мелким сором пальто. Наконец, одернул руку и выскочил на мостовую.
– Поехали! – гаркнул он, закидывая длинные ноги в черных высоких сапогах на подножку и садясь в кабину.
Черный грузовик закряхтел, выбрасывая в воздух клубы тяжелого едкого дыма, зашуршал шинами, распугивая зевак и прохожих, и тронулся вдоль вокзальной площади, оставляя за собой черное бездыханное тело собаки в луже густой красной крови.
6.6.
Старая скрипучая кибитка тащилась по заснеженной ухабистой дороге, то и дело останавливаясь