Чем помочь?
Он хочет из кухни убраться. Считает, что посуду мыть ниже его достоинства.
Геенна клятая, дружочек. Да у тебя лучшая работа во всем заведении.
Мне не нравится, угрюмо ответил Хэррогейт. Меня заставляют вкалывать с кодлой старых увечных ебил и не знаю что.
Особенно в живопырке для вертухаев, сказал Кэллахэн.
Для вертухаев? Черт бы драл, произнес Саттри.
Это ему пообещали, сказал Кэллахэн. Ему, видать, не нравится стейк с подливой. Ветчина. Яичница каждое утро.
Обосраться, сказал Хэррогейт.
Это правда, сказал Саттри.
Черт, Саттри, да не хочу я быть никаким клятым судомоем. Мне надо вставать в четыре поутру.
Ага. А мы тут спим до полшестого.
Тебе зато днем можно хуй пинать, сказал Кэллахэн.
Да только мы не заканчиваем аж до семи вечера.
Ну, если не хочешь работать в живопырке для вертухаев, попроси, чтоб тебя снова на грузовики перевели.
А если скажут нет?
Скажи да.
Что тогда будет? Наверно, пропишут тебе по первое число.
Ничего не пропишут. Правда, Рыжий?
Не-е. Сунут в яму. Если только совсем говниться не станешь. А то отправишься в ящик.
Ну туда-то меня и отправили. А это что?
Просто бетонный ящик фута четыре на четыре.
Ты там когда-нибудь бывал, Саттри?
Нет. Но ты разговариваешь с тем, кто бывал.
А за что вас туда сунули, мистер Кэллахэн?
Ай, да вертухайчику нашлепал.
Он шлепнул так, что у того позвонок в шее выбило, сказал Саттри.
Черт бы драл, сказал Хэррогейт. Когда это было?
Когда это было, Рыжий? Два года назад?
Что-то вроде.
Геенна клятая, а вы тут уже сколько, мистер Кэллахэн?
То было по другому делу, сказал Саттри. Он то тут, то нет.
Жрать не дают ничего, один хлеб с водой, сказал Кэллахэн. В ящике там вот так.
Тебе, наверно, живопырка для вертухаев больше ящика понравится.
Не стану я больше никаких чертовых тарелок мыть.
Что ж, сказал Саттри, дело твое.
Мое и есть, сказал Хэррогейт.
Мне кажется, ты мозги свои, жопка кроличья, совсем растерял, сказал Кэллахэн.
Может, и так. Но я вам одно скажу. Если я когда отсюда выберусь, я, как срать дать, сюда больше не вернусь.
Похоже, Бромо так тоже в тот раз говорил.
Бромо это кто?
Старик один. Он тут наездами с девятьсот тридцать шестого.
А сидел и того раньше, сказал Кэллахэн. Перед тем, как этот работный дом построили, он был в другом.
Что ж, сказал Хэррогейт. Его дело.
Саттри ухмыльнулся. Его дело, сказал он.
Преступленья полуночного объездчика арбузов преследовали его, как это бывает со всеми преступленьями. Правда о его проделках подошла впотьмах к двери и поднялась по лестнице. Наутро сидельцы уже видели этого полудурка в новом свете. По локти в моечной воде и увенчанный паром, он наблюдал, как они гуськом тянутся через кухню со своими