Здесь Розенбаум есть, зачем тебе еще?»
Поет мишпуха там одесские куплеты
И под гармонь, и под кастрюли, и под что?
Еще не поздно – пришивайте эполеты,
Еще не рано – на сибирское пальто.
А дядя Хаим никуда не уехает,
И внучку Раю не пускает в самолет:
«В такую глушь! Зачем ты едешь, дорогая?
Тебя твой Ваня и в Рязани отдерет».
Они не гранды, дорогие эмигранты,
Бардак такой же, как у нас, на ихней стрит.
Пообрезала им Америка таланты,
Как один ребе из Калуги говорит.
Вот дядя Хаим – никуда не уехает.
Придет из бани – поиграет в домино.
И никогда он власть советскую не хает.
С ним вся страна и пол-Одессы заодно.
Неожиданно значок Скайпа погас: видимо, случился перебой то ли у австралийского, то ли у зеленогорского интернет-провайдера. Как только связь восстановилась, Александр вновь увидел лицо Николая Максимовича. Тот очень внимательно глядел куда-то ниже камеры, видимо, в экран монитора, где высвечивалось лицо его собеседника.
– Ну слава Богу, – вздохнул Николай Максимович, – я снова тебя вижу.
– А слышите хорошо? – спросил Александр.
– Да, отлично.
– Удалось песню дослушать или прервалось?
– Удалось, удалось. Но я ведь знаю ее: в нашу последнюю встречу в девяностом году, в Калуге, Исай ее пел. Тогда еще приехал Булат Окуджава и некоторые наши одноклассники. Мы, помнится, собирались у кого-то дома, уже после того, как отметили юбилей школы.
– Да-да. В рукописи есть про это. Удалось вам ее почитать?
– Разумеется, я последние две ночи только этим и занимался. Потрясающе! Саша, расскажи, пожалуйста, откуда ты ее взял – этакое чудо?
– Сейчас расскажу, но до этого я у вас хотел спросить, что вы про нее знаете.
– Я-то? А откуда мне знать? Я уже десять лет тут безвылазно. Мы в Австралию когда уехали, Иси уже не было. В тот последний Новый год мы как раз друг друга поздравили, и потом, как гром среди ясного неба, этот ужасный звонок от Тамары… Да, рукопись, – вдруг спохватился Николай Максимович, – про рукопись мне никто не говорил раньше. Исай тоже не упоминал ничего. Мы, правда, не очень много и общались с ним. А жаль. Он такой удивительный был человек, сразу к себе располагал. Знаешь, в школе Ися выделялся всем обликом: высокий, стройный, густые волнистые волосы, темные умные глазища в пол-лица, всегда приветливая улыбка. А по тому, как он правильно и выразительно говорил, сразу было понятно, что он развит и начитан. Словом, все в нем располагало с первого взгляда.
– Как интересно вы описываете отца! А то, что в рукописи написано, совпадает с вашими воспоминаниями?
– Да ты знаешь, в общем-то, да, совпадает, хотя многого я не знал. Про их дружбу с Володей Соловьевым знали, допустим, все, но никто не говорил о том, что они были названными братьями. Про Шарика, конечно же, помню. Я