На следующее утро, встретившись с Судоплатовым на явочной квартире, «Гейне» рассказал о состоявшемся разговоре, и тот усмехнулся:
– Этого следовало ожидать. Так что переходим к завершению внедрения…
Миновав длинный ряд глухих дверей в мрачном сводчатом коридоре, по которому изредка шмыгали похожие на ворон монахини, Александр остановился у предпоследней и постучал в нее костяшками пальцев.
– Да, – неясно послышалось изнутри, он открыл и вошел в просторную келью.
Садовской в свете семилинейной[27] лампы что-то писал, сидя в инвалидной коляске, а его жена, расположившись напротив, неспешно раскладывала пасьянс[28]. При виде Александра в красноармейской форме оба открыли рты.
– К-как прикажете вас понимать? – сглотнул слюну литератор, а Надежда Ивановна побледнела.
– Да не пугайтесь вы так – успокоил чету гость. – Меня призвали в армию, отправляют на фронт, зашел с вами попрощаться.
– Ах вот оно что, – первой опомнилась дама, и на ее лицо вернулись краски жизни. – Милости просим, Саша, раздевайтесь.
Демьянов, расстегнув портупею, повесил шлем с шинелью на крючок, а потом с саквояжем в руке прошел к столу, куда поочередно выложил качалку колбасы, пару банок сардин в масле, батон и в завершение поставил засургученную бутылку водки.
– Купил по случаю у знакомого директора гастронома.
– И кто вы по званию? – покосился Борис Александрович на его алые петлицы.
– Младший лейтенант связи, буду воевать в пехоте. А почему не видно Юрия Петровича? – оглянулся по сторонам.
– Одну минуту, – покатился Садовской к тихо потрескивающей дровами голландке, взял прислоненную рядом кочергу и несколько раз стукнул в боковую стену.
Вскоре за дверью зашаркали шаги, она, чуть скрипнув, отворилась, в проеме появился князь в толстовке и обрезанных валенках на ногах. В отличие от Садовских, виду гостя он не удивился и, пожав тому руку, изрек:
– Значит, все-таки призвали?
– На днях получил повестку, – ответил Александр. – Решил зайти к вам попрощаться, а потом сразу к себе в часть.
– Что-что, а заставить за себя воевать они умеют, – хмыкнул бывший предводитель дворянства. – Сучье племя.
– Фу, нехорошее какое слово, князь, – сморщила нос жена литератора.
– Какое племя, такое и слово, – пробурчал тот.
Затем Демьянов помог Надежде Ивановне накрыть стол, откупорив бутылку, разлил водку по стаканам и поднял свой:
– За победу, господа!
– Чью? – уставились на него три пары глаз.
– Тех, кого мы ждем, – и князь осушил свой стакан в три глотка.
Литератор с князем повторили, Надежда Ивановна чуть пригубила. Стали закусывать консервами и пахнущей чесноком краковской.
– Так получается, будете против них воевать? – сжевал очередной ломтик Глебов.
– Совершенно верно, – разлил Демьянов оставшуюся водку. – До первого, так сказать, боя.
– А потом? – тихо вопросила Надежда