– Твоему дяде пришлось уехать в Силвербридж к какой-то старушке.
– В Силвербридж! Но ведь он вернется оттуда только утром! Почему эта старушка не могла вызвать доктора Сенчери?
– Наверное, решила, что две старушки не поладят между собой.
Мэри не смогла сдержать улыбку. Ей не нравилось, когда дядюшке приходилось отправляться в дальнюю поездку, да еще в поздний час, но в то же время любой вызов на вражескую территорию добавлял ему популярности.
– Доктор Торн хотел, чтобы за тобой пришла Дженет, но я сказал, что незачем беспокоить старушку: сам провожу тебя домой.
– О нет, мистер Грешем! Право, это ни к чему!
– Не возражайте! Непременно провожу.
– Должно быть вы, хотите окончательно настроить графиню против меня. Да и леди Арабелла страшно рассердится.
– Послушать тебя, так можно подумать, что сама собираешься отправиться в Силвербридж.
– А что, если так и есть?
– Если не я, то непременно увяжется кто-нибудь другой, например Джон или Джордж…
– Ради бога, Фрэнк! Разве можно представить, чтобы кто-нибудь из Де Курси снизошел до этого?
Съязвив по поводу высокомерия Де Курси, Мэри забылась и по-дружески назвала мистера Грешема по имени, но тут же спохватилась, поджала губы и приказала себе впредь следить за языком.
– Может, тогда предпочтешь мне кузена Джорджа?
– Предпочту Дженет: с ней мне не придется чувствовать себя тяжкой обузой.
– Обузой! Мэри, для меня? Побойся бога!
– Да, мистер Грешем, обузой для вас. Мало радости провожать деревенскую девушку до дома по грязной улице – все джентльмены это знают.
– Никакой грязи нет, а если бы была, тебе вообще не позволили бы идти пешком.
– В отличие от джентльменов деревенские девушки не переживают по поводу подобных пустяков.
– Да я, если бы пожелала, мог бы донести тебя до дома на руках! – с воодушевлением воскликнул Фрэнк.
– Ну вот еще! – возмутилась Мэри. – Это уж точно ни к чему – лучше на садовой тачке.
– Конечно, все, что угодно, лишь бы не мои руки.
– Несомненно, когда речь идет о перемещении в пространстве. Если бы мне пришлось играть роль младенца, а вам – няньки, то обоим было бы неловко.
Фрэнк Грешем почему-то смутился. Хотелось сказать возлюбленной что-нибудь нежное и ласковое, но каждое слово она встречала с усмешкой. В ответах Мэри не было холода или презрения, и все же он почему-то чувствовал себя обиженным. Когда всерьез влюблен, равнодушие ранит еще сильнее, чем колкость. Если бы он знал правду, то чувствовал бы себя намного лучше.
И