Старательно шаркая ногами, чтобы предупредить о своем появлении, я откинул отсыревшую ткань, служившую дверью, и вошел. Гидеон сидел у стены возле догорающего костра, не отрывая взгляда от деревяшки, постепенно обретавшей форму в его руках.
– Ужин, – сказал я, усаживаясь со скрещенными ногами на пол напротив него. – Прости, он холодный. Мне пришлось сначала отрезать голову Рума.
Гидеон продолжил стесывать стружку. Я не хотел давать ему нож, но в лагере клинков было предостаточно, и резьба по дереву хотя бы занимала его руки, если не мысли.
– Грибы сегодня выглядят неплохо, – сказал я, поднимая свою миску. – Немного темнее, чем вчера, но не такие подгоревшие, как днем раньше. Или еще раньше. Хотя три дня назад они вышли вкуснее всего. Я ни за что не скажу это Птоту, ведь он считает себя отличным поваром, но Дхамара определенно готовит лучше.
Гидеон продолжил игнорировать меня, а значит, я мог без стеснения смотреть на него, пока ел. Он не брил голову с тех пор, как мы покинули Когахейру, и отросшие темно-каштановые волосы приобрели медный оттенок. Когда он был седельным мальчишкой, его длинные темные волосы отдавали рыжиной на солнце. Пламя костра высвечивало крошечные веснушки на его лице, и я был благодарен, что время не изменило хотя бы это. Какая глупость – цепляться за подобную мелочь.
– Ты должен был поесть вместе с Ладонью, – произнес Гидеон в который уже раз.
Этот обмен репликами стал таким же привычным, как попытки Шении приносить мне еду.
– Болтать и есть одновременно нелегко. Лучше подождать.
Я всегда придумывал новый предлог, и в этот раз Гидеон оторвал взгляд от своей деревяшки, в его глазах мелькнуло веселье.
– А сейчас у тебя вроде неплохо выходит.
Такие проблески жизни помогали мне верить, что у него есть будущее.
– Точно. Ладно, в следующий раз поем с Ладонью и выскажусь насчет пережаренных грибов.
Он посмотрел в миску.
– Они совсем подгорели. Тебе необязательно оставаться.
– Знаю.
Отложив нож, Гидеон взял миску, глядя куда-то мимо меня. Под его глазами залегли круги, руки слегка дрожали, но хуже всего была эта манера неподвижно сидеть, уставившись в никуда. Мне хотелось вывести его побыть у костра, на людях, но эти стены защищали не только остальных от существования Гидеона, но и его самого от всеобщей ненависти.
Покончив с едой, я взял дрова из сложенной в углу кучи и подбросил в костер.
– Здесь ужасно холодно, – сказал я, оглядываясь в поисках одеяла. – А ведь будет еще холоднее. Какой он, этот снег?
Гидеон поднял взгляд.
– Холодный.
– Серьезно? Вот это сюрприз. Я думал,