– Помогать будешь ты? – спросила Цзинь и покраснела.
– Нет, дорогая сестрица, кто сможет, тот поможет, а у меня дела, мне надо в Мукден. А до того – в Пекин, своих повидать. У меня был билет до Пекина, но перед Харбином внезапно потянуло сойти, с вами повидаться, вдруг больше не увижу.
– Это почему?! – встревожилась Цзинь. – Тебе что-то угрожает?
– Работа такая, сестрица. – Сяосун приложился к чаю, поморщился. – Остыл уже.
– Я сейчас, – подхватилась Цзинь. – Заварю свежий.
– Не надо, – остановил брат. – Я пойду спать, завтра рано на поезд. Вот только Чаншуню скажу… – Сяосун повернулся к побратиму, бережно тронул его за руку: – Будь осторожней с Чан Кайши. Я наблюдал за ним в Москве. Он – человек с двойным дном, а что там таится, на втором дне, вряд ли кто знает. Едва ли что-нибудь хорошее. Ты же помнишь, в Москве он в каждой речи клялся в верности Сунь Ятсену, а на похороны «отца революции» не явился, с коммунистами работать категорически не хочет…
– Скажу больше, – угрюмо заявил Чаншунь. – Я приехал сюда главным образом, чтобы предупредить Цзинь. Правые гоминьдановцы во главе с Чаном снова готовят против коммунистов какую-то подлость. Я думаю, Цзинь, ты имеешь связь с руководством партии…
– Да, – кивнула Цзинь, – с Ли Дачжаном[16], Мао Цзэдуном.
– Передай им моё предупреждение. Я не знаю, что именно произойдёт и когда, но пусть будут готовы. Я не имел возможности поговорить хотя бы с Чжоу Эньлаем, политкомиссаром академии, потому что опасался слежки. Если бы меня заподозрили, выяснять бы ничего не стали: у Гоминьдана жизнь человека не стоит ничего.
Цзинь внимательно посмотрела на мужа:
– Ты из-за этого ехал сюда, в самое логово бэйянцев?!
Чаншунь на вопрос не ответил, но добавил:
– И поберегись, пожалуйста, сама. Очень тебя прошу!
Внезапно раздался звонок.
– Кто это так поздно?! – удивился Чаншунь. – Цзинь, ты кого-то ждёшь?
Она покачала головой и шагнула к двери в прихожую.
– Стой! – сказал Сяосун. – Я открою.
– Нет, лучше я, – заявил Чаншунь. – И не спорьте.
Он вышел в прихожую, но