меня мобедом, а спустя полгода, в день осеннего равноденствия и праздника Седе, я был избран дастуром. К тому моменту моя рана полностью зажила. Но через несколько лет мне выпала честь предстать перед шахиншахом Дарием III. После аудиенции ко мне обратился один из командиров личной гвардии царя. Это был тот самый Патрон. Грек хотел принять Благую Веру. Я отказал, предложив ему сначала изучить наши традиции и ритуалы. И в тот же вечер рана вновь начала кровоточить… уже на восходе солнца, Патрон читал со мной молитву Ахуна Ваирью. Он искренне плакал от счастья, а я смотрел на чудесно зарубцевавшейся шрам, ещё раз убедившись, что создал материальное орудие Господа и проводника его воли. Когда пришло время уезжать, порез вновь начал болеть. Но я уже знал, что акинак от меня ждёт: после рассказа Патрону истории о рождении кинжала, воин, по своей воле, и с моего дозволения, взял его в руку. Так, грек стал вторым хозяином клинка. Он тоже чувствовал, что акинак ждёт от него, но, судя по всему, не справился… Теперь кинжал выбрал тебя. И я предлагаю вернуть орудие создателю, тем самым устранить предопределённость твоего жизненного пути и отказаться по доброй воле от принятия Благой Веры. Потому что в противном случае, тебе останется три месяца, чтобы услышать волю Господа и деятельно начать её исполнять. Если хозяин не справится, то в день осеннего равноденствия, когда бехдины отмечают праздник Седе и приходит срок отвечать за прожитый год, он умрёт, – Мельхиор взглянул на Птолемея и протянул открытую ладонь.
– Если я верну его, ты не вручишь мне пояс кусти? – стратега била мелкая дрожь. Ему казалось, что рукоять акинака вибрирует от нетерпенья и стоит разжать пальцы, кинжал сам выскочит, и броситься в объятия своего создателя.
– Нет. Ты не готов. Принятье веры для тебя сейчас формальный ритуал. Душа желает прильнуть к Богу, но холодный разум не позволит. Не столько желание души тебя толкает стать бехдином, сколько намерение ума, имеющего умысел, противный Господину Мудрости.
Птолемей сделал шаг назад, словно пытаясь разорвать неведанную связь дастура со своим металлическим дитём, а также самому спастись из-под его влиянья. Он посмотрел на серебристый клинок, затем на юг. На фоне поднятой пыли уже виднелись вдалеке три точки приближающихся всадников.
– Я готов принять Благую Веру и оставить кинжал у себя до самого дня осеннего равноденствия. А после, если останусь жив, я верну его тебе, – вымолвил стратег и решительно вложил кинжал в ножны. – Пусть всё останется предопределённым.
Дастур глубоко вздохнул и впервые чуть улыбнулся:
– Ну что ж, быть может, на то воля Ормазда, ведь акинак не выбирает просто так себе раба. Главное – пойми, что ритуал тебя введёт в религию, и тогда, по форме, станешь ты бехдином, а станешь ли ты им по содержанию… зависит только от твоей свободой воли. Ищи её там, где-то на границе души и ума. Она проявляется, когда оба начинают жить в согласии друг с другом.
Пока Мельхиор готовился к ритуалу, разведчики
