– Ишь ты, пижон какой! – это о трубке, которую достал из кармана Дмитрий, устроившись на балконе с Яшей. Математик при этом курил пролетарские сигареты.
– Ну что ж, дочка, поздравляю! – Клара на минуту обрадовалась, думая, что отец наконец одобрил ее выбор. – Нашла себе дедушку!
Семейная жизнь потекла плавно и интересно. Впервые у Клары было свое жилье, которое она обустраивала по-своему. Нет, наверное, «по-своему» – это уж слишком. В кабинет мужа ей разрешалось только заходить и ничего не трогать, протирать пол дозволялось тоже, но с тех пор, как она обнаружила полное невежество, приняв икону за почерневшую деревяшку, доверия ей не было. Муж отказался от любых крупных ремонтных работ: и Клара вносила небольшие изменения, чистила, переставляла мебель, подкупала по мере возможностей что-то новое: пришлось заменить старый диван в холостяцкой берлоге, теперь это была гостиная, а комнату мамы молодые преобразовали в спальню. Этому Дима не противился.
По выходным у них собирались гости: Димины друзья, коллеги и заказчики. Мила с Яшей заходили изредка тоже. Дима имел крепкую связь с краеведческим музеем. Он им когда-то чем-то помог, и теперь их часто приглашали на выставки и концерты. В последний раз принесли какую-то ветхую этажерку и сундучок из красного дерева, и муж долго с ними возился, возвращая вещам утраченный вид.
Клара готовила с удовольствием, в доме был достаток. Дима получал очень даже неплохие деньги, и им удалось откладывать небольшую, но регулярную сумму на покупку автомобиля. Клару несколько удивляло, что муж никогда не рассказывал о пациентах и работе. Мог он взять и перечеркнуть все в один миг: работа заканчивается на работе. Клара все приносила с собой: и забавные случаи, и неадекватных покупателей, и просьбы, которыми ее осыпали знакомые. Надо сказать, она никому не отказывала и по мере возможностей помогала, и об этой своей суетной жизни, о звонках, просьбах и женской болтовне рассказывала мужу. Он делал вид, что слушал ее, а потом оказывалось, что нет. Вот она к нему всегда прислушивалась с удовольствием. Узнала много интересного о российском фарфоре, о заводе Гарднера и братьях Козловых, о ценности вещей с историей, приуроченных к какому-нибудь памятному событию или отражающих целый пласт уникальной культуры. Ручная роспись, оказывается, стоила в разы дороже. Сам Дима уважал Дулево, Вербилку и Кузнецовский,