– Никто, кроме Патти, не должен и пытаться исполнять Амину в «Сомнамбуле».
Весь Нью-Йорк сходился во мнении, что графиня Оленская «подурнела».
Впервые она появилась здесь в годы детства Ньюланда Арчера восхитительно хорошенькой девочкой лет девяти-десяти, про которую говорили, что она «просится на полотно художника». Ее родители жили на континенте, переезжая с места на место, и когда после «кочевого» детства она потеряла их обоих, ее взяла к себе тоже склонная к перемене мест тетка, Медора Мэнсон, которая как раз направлялась в Нью-Йорк, чтобы там «осесть».
Раз за разом вдовея, бедная Медора всегда возвращалась туда (каждый раз во все менее дорогой дом) и привозила с собой нового мужа или приемного ребенка, но несколько месяцев спустя неизменно расставалась с мужем или ссорилась с приемышом и, с убытком избавившись от дома, снова пускалась в странствие. Поскольку ее мать была из Рашуортов, а последним браком она породнилась с кланом сумасшедших Чиверсов, Нью-Йорк снисходительно относился к ее эксцентричным выходкам, но когда она вернулась со своей маленькой осиротевшей племянницей, родители которой пользовались в свете популярностью, несмотря на достойное сожаления пристрастие к путешествиям, общество сокрушалось о том, что столь милое дитя попало в такие руки.
Все выказывали доброе расположение к маленькой Эллен Минготт, хотя румяные смуглые щеки и тугие кудри придавали ей слишком жизнерадостный вид, не подобающий ребенку, которому еще положено носить траур по родителям. Одной из многих дерзких особенностей Медоры было пренебрежение незыблемыми правилами, определявшими американский порядок соблюдения траура, поэтому, когда она сошла с трапа, семья была эпатирована тем, что траурная вуаль, которую она носила по собственному брату, оказалась на семь дюймов короче, чем у ее своячениц, а маленькая Эллен и вовсе была в платье из багряной мериносовой шерсти с янтарными бусами – ни дать ни взять цыганский под-кидыш.
Но Нью-Йорк так давно смирился с причудами Медоры, что только несколько пожилых дам покачали головами при виде кричащего наряда Эллен, остальная родня подпала под обаяние ее яркой внешности и яркого характера. Это было бесстрашное и непосредственное маленькое существо, которое не стеснялось задавать приводившие в замешательство вопросы, делать несвойственные ее возрасту замечания и обладало диковинными «заморскими» талантами: она исполняла испанский танец с шалью и пела под гитару неаполитанские любовные романсы. Под руководством своей тетушки (которая на самом деле была миссис Торли Чиверс, но, исхлопотав папскую привилегию, вернула себе фамилию первого мужа и именовалась маркизой Мэнсон, потому что в Италии фамилия легко трансформировалась в Манцони[24]) девочка получила дорогое, но несистематическое образование, которое включало «рисование с модели» (о чем раньше невозможно было и помыслить) и игру на фортепиано,