Эпоха невинности. Эдит Уортон

которым она без малейшей наигранности обвела гостиную, произвели на него большое впечатление. В то же время манеры ее были проще, чем у большинства присутствовавших дам, и многих (как он впоследствии узнал от Джейни) разочаровало то, что ее внешность больше не была «стильной», ибо стильность являлась тем, что в Нью-Йорке ценили превыше всего. Вероятно, думал Арчер, это потому, что исчезла жизнерадостность, присущая ей в юности, и потому что она стала такой спокойной – спокойные движения, спокойный низкий голос. Нью-Йорк ожидал чего-то гораздо более «звучного» от молодой дамы с такой биографией.

      Обед был чудовищно официальным. Обедать у ван дер Люйденов само по себе было делом нелегким, но присутствие их кузена герцога и вовсе придавало ему почти религиозную торжественность. Арчеру приятно было сознавать, что только коренной ньюйоркец способен уловить тот тонкий нюанс (характерный для Нью-Йорка), который отличает просто герцога от герцога ван дер Люйденов. К странствующим аристократам в Нью-Йорке относились спокойно и даже (если не считать Стразерсов) с неким высокомерным недоверием, но тех, которые имели такие верительные грамоты, как Сент-Острей, принимали со старомодной сердечностью, которую те ошибочно приписывали исключительно своему присутствию в справочнике Дебрет-та[25]. Именно за такие тонкости молодой человек нежно любил свой старый Нью-Йорк, хоть и подшучивал над ним порой.

      Ван дер Люйдены не пожалели ничего, чтобы подчеркнуть важность события. Стол украшали севрский фарфор дю Лаков и столовое серебро эпохи Георга Второго, доставленное из Тревенны, а также ван-дер-люйденовский «Лоустофт» (Ост-Индской компании) и «Краун дерби» Дагонетов. Миссис ван дер Люйден более обычного походила на моделей Кабанеля, а миссис Арчер в мелких жемчугах и изумрудах своей бабушки напоминала своему сыну миниатюры Изабе[26]. Все дамы надели свои лучшие драгоценности, но – в пандан духу дома и событию – преимущественно массивные и старомодные, а престарелая мисс Лэндинг, которую уговорили приехать, даже украсила себя камеей своей матери и светлой испанской шалью.

      Графиня Оленская была единственной молодой дамой на этом обеде, однако, скользя взглядом по немолодым пухлым гладким лицам в обрамлении бриллиантовых ожерелий и вздымающихся страусиных эгреток, Арчер поразился тому, какими удивительно незрелыми они казались по сравнению с ее лицом. Он ужаснулся тому, чтó она должна была пережить, чтобы в глазах ее появилось такое выражение.

      Герцог Сент-Острей, сидевший по правую руку от хозяйки, разумеется, был главной фигурой за столом. Но если графиня Оленская всего лишь меньше, чем ожидалось, обращала на себя внимание, то герцог был и вовсе почти незаметен. В отличие от одного недавнего визитера герцогского звания, он как человек воспитанный не явился на обед в охотничьем камзоле, но его вечерний костюм был таким потертым и мешковатым, и носил он его с таким непринужденно-домашним видом, что (учитывая