– Ага! Ну, теперь мы точно на пустоши, – сказала миссис Медлок.
Каретные фонари отбрасывали желтый свет на ухабистую дорогу, которая, казалось, была прорублена через заросли невысокой растительности, терявшейся в глубинах темноты и явно далеко расстилавшейся вокруг. Поднялся ветер, издавая необычные, низкие шипящие звуки.
– Это же… это ведь не море? – спросила Мэри, повернувшись к своей спутнице.
– Нет, не море, – ответила миссис Медлок. – И не поля, и не горы, это многие, многие, многие мили дикой земли, на которой ничто не растет, кроме вереска, дрока и ракитника, и на которой никто не водится, кроме диких пони и овец.
– Это походило бы на море, будь там вода, – сказала Мэри. – Звучит как море.
– Это ветер шумит в кустах, – объяснила миссис Медлок. – По мне так довольно жуткое, дикое место, особенно когда цветет вереск.
Они ехали и ехали сквозь темноту, и, хотя дождь прекратился, вокруг шуршал, свистел и издавал еще какие-то странные звуки ветер. Дорога шла то вверх, то вниз, несколько раз карета проезжала через маленькие мостики, под которыми очень быстро, с громким шумом бежала вода. Мэри казалось, что это путешествие никогда не закончится и что необъятная тусклая пустошь – это широкие черные просторы океана, через который она перебирается по узкой полоске сухой земли.
«Мне это не нравится, – призналась себе девочка. – Совсем не нравится». И еще плотнее стиснула тонкие губы.
Лошади взбирались на пригорок, когда она впервые заметила вдалеке свет. Миссис Медлок тоже увидела его и издала долгий выдох облегчения.
– Ох, как же я рада этому огоньку, – воскликнула она. – Это свет в окне сторожки. Скоро мы сможем выпить по доброй чашке чая.
Обещанное ею «скоро» наступило не так уж скоро, потому что после того, как карета миновала парковые ворота, оставалось проехать еще две мили по аллее, ведущей к дому; кроны росших по бокам деревьев почти смыкались над головой, создавая впечатление, будто едешь через длинную темную пещеру.
Выехав на открытое пространство, карета остановилась перед невероятно длинным, но приземистым домом, опоясывающим мощеный двор. Сначала Мэри показалось, что ни одно окно не горит, но, выйдя из кареты, она заметила тусклый свет в угловой комнате наверху.
Входная дверь казалась огромной, сделанной из массивных, замысловато-резных дубовых панелей, утыканных большими железными шипами и стянутых широкими железными прутами. Дверь вела в гигантский холл, столь тускло освещенный, что Мэри опасалась смотреть на развешенные по стенам портреты, с которых взирали на нее фигуры в рыцарских доспехах. На каменном полу посреди этого величественного холла ее маленькая черная фигурка выглядела потерянной и странной – именно так Мэри себя и чувствовала.
Рядом со слугой, открывшим дверь, стоял безукоризненно одетый худой старик.
– Отведите ее в комнату, – сказал он хриплым голосом. –