Неверов, если и был когда очарован женой своей Сашенькой, то уже успел в ней разочароваться за короткий срок супружеской жизни. «Паразит!» – вот как думал он о ней, глупой, ленивой, оплывшей. «Душа его возжаждала иной жизни, иных интересов», – писал Ближнев.
В противоположность своей сестре Зина в воспоминаниях Неверова – он два года ее не видел – обрела особую прелесть и красоту. Он мечтал о встрече с ней. И, схитрив, подстрекнул мать семейства, Марью Петровну, отправить Зину на время в Липовку, к ним с Сашей: «Пришлите ее сюда; может быть, мы поищем ей жениха».
Наконец, Зина и Неверов свиделись. Спустя столько времени… Когда им удалось остаться наедине, меж ними произошло объяснение. Неверов признался Зине, что два года «томился и тосковал» по ней, что два года болен от любви к ней, и заключил, что они «оба страдали – и теперь приобрели право на взаимное, светлое счастье!»
И счастье случилось. Райский порадовался за Зину, но тут же и взгрустнул, наверняка зная, что счастье это будет недолгим: жанр романа обязывал Ближнева строить своим героям козни.
Впрочем, можно ли считать кознями то естественное обстоятельство, что Саша, жена Неверова и Зинина сестра, затяжелела. Поначалу не сочли это за препятствие и Зина с Неверовым, а точнее, так за них решило объединившее их чувство. Их тайная связь продолжалась.
Это была «бездна, водоворот», как назвала Зина их любовь. В конце концов, все стало невыносимым. «Так жить нельзя!» – решила Зина, превозмогая сердечные муки. Примерно так же думал и Неверов; он пытался приучить себя жить без нее, «умерщвлял свою страсть». Но любовь, чего уж там, оказалась сильнее их обоих. В общем, к завершению третьей части ничего определенного и положительного не произошло, их отношения остались в неясном состоянии. О том, что будет дальше, можно было вновь только строить предположения, чем, Райский, собственно, и принялся по обыкновению заниматься. Вид у него был при этом самый сосредоточенный, словно от того, сколь истинны окажутся его догадки, зависит его судьба.
С таким-то видом он отдал журнал хозяину. Владимир Федорович, посмотрев на него, улыбнулся.
– Я гляжу, вы тоже под впечатлением, – произнес он.
– Да-с, – ответствовал Райский, – весьма любопытно.
– Неизданные рукописи Чаадаева! – восторженно воскликнул Владимир Федорович. – Как же великолепно, что они наконец, благодаря этому журналу, – он бережно погладил книжку, – до нас дошли! Великий все-таки был мыслитель!
Райский воззрился на него с непониманием. Он, право, и не обратил внимания на другие публикации «Вестника Европы», кроме «Семейства Снежиных», даже на неизданного Чаадаева. А ведь раньше все прочел бы от доски до доски. Как же все-таки завладел им этот Ближнев