– Спасибо, – слабым голосом сказал Эйзен. Он немного досадовал на свою беззащитность.
– Один африканец рассказал мне сказку, – сказал Джафар. – Про маленького мальчика. Мальчик жил в бедном селении, голодал и мерз, терпел побои, словом, ему было плохо. И тогда он попросил колдуна сделать его духом… ну, по-нашему, ангелом. А колдун спросил: из какого материала делать тебя ангелом? Из дерева, из кости, или из песка? Мальчик ответил: дерево сгорит, кость сгниет, песок рассыпется. Сделай, говорит, меня ангелом из железа. И колдун сделал его ангелом из железа. Только мальчик не учел одного – когда в мире кто-то плакал, его металлические крылья и металлическое сердце отзывались на этот звук. Поэтому счастливее он не стал.
– А как колдун решил вопрос ржавчины? – заинтересовался Эйзен.
– Никак. Мальчику еще предстоит с ней столкнуться.
– Но заржавленный мальчик будет слабее резонировать, – не сдавался мозг ученого.
– Видимо, нет худа без добра.
– Зараза ты, Джафар, – вздохнул Эйзен.
– Пригласи меня в свои кошмары, и монстры твоего подсознания тоже узнают меня с плохой стороны, – насмешливо проговорил механик.
И утянул руку Эйзена в темноту. Эйзен тут же выдернул ее и отвернулся.
– Прекрати это, – сказал он. Теперь ему снова хотелось убежать, но не от страха и вообще не от кого-либо а к себе в сознание, подняться на самый верх собственного сознания и уже с нового ракурса созерцать реальность. Возможно, так выглядит божественное откровение, решил Эйзен, и ему стало жарко.
Джафар сбоку тихо рассмеялся.
– Строгость удивительно к лицу вашей светлости, – с наигранным сожалением заметил он.
*
Проснувшись утром, Эйзен ощутил как никогда остро, что нет ничего лучше этого мира и высшее блаженство – быть его частью.
Мутные фиолетовые горы в панорамном окне только начинали розоветь, на балконе сидела какая-то маленькая птичка (вьюрок? поди разбери против света) и пела.
В метре слева, лицом к выходу растянулся под двумя одеялами механик, действительно похожий крупного зверя из каких-нибудь нездешних степей. Глядя на его тонкую мускулистую руку, лежащую поверх одеяла, Эйзен ощутил некое томление, которое его позабавило.
Вот ведь сколько переживаний на старости лет, подумал он весело. И так уже достаточно вник в чью-то непростую судьбу, а подсознанию все мало. Однако же в эту сторону мы не пойдём. Кроме того, у нас плохие отношения с человеческими грехами, нас чужие тяготят как собственные, а собственные так вообще придавят.
Очень осторожно Эйзен слез с кровати, проследовал в ванную, где намеревался принять душ и побриться минут за десять, однако в итоге это заняло куда больше времени.
Обвязавшись полотенцем, Эйзен вернулся в комнату.
Солнце за панорамным окном поднялось выше, и ковёр на полу из серо-зелёного стал салатовым.
Джафар