– И когда же она родила? – спросил Кедрин.
– Через четыре дня, в четверг… Нарушила все расчеты хозяина. Очень был недоволен.
– Кого родила? Сына или дочь? – донесся из темного угла голос ополченца Зайцева.
– Сына. В этом Грета угодила, а главное – не нарушила планов мужа. Хозяин ждал сына. Над кроватью новорожденного он повесил гобелен с изображением тевтонского рыцаря.
– Это зачем же? – спросил Егор.
– Чтобы рос из него воин, достойный своих славных предков. Честолюбив был хозяин, ой как честолюбив… Сперва у него были законы рыцарства, а потом уж бог.
– Как назвал сына-то? – продолжал расспрашивать Кедрин.
– Францем. В честь австрийского императора Франца Первого, последнего императора Священной Римской империи… Хозяин гордился тем, что дед его состоял у императора Франца Первого офицером по особым поручениям.
– В каком году родился этот Франц? – спросил Кедрин.
– Король?
– Нет, сын вашего хозяина.
– В августе шестнадцатого года… Хороший рос мальчуган. Смышленый и ко мне был очень привязан. Я учил его русскому языку. На лету все схватывал. А фрау Грета аж вся сияла, когда он повторял за мной русские слова. А когда мальчишка забирался ко мне на плечи и пришпоривал грудь своими розовыми пяточками, отец ликовал. Ему казалось, что сын его – истинный тевтонский рыцарь, рыцарь по крови и по рождению.
– Как же они вас отблагодарили за то, что вы вытащили их наследника из огня? Ведь, поди, сами могли погибнуть?
– Фрау Грета отслужила за меня молебен в кирхе. А когда пришел день расставания – все мы возвращались из плена, – она сняла с груди золотую цепочку с медальоном и подарила мне на память. В знак благодарности за мой честный труд. А больше всего за спасение сына.
– Сколько же ему сейчас лет, если он жив?
Словно боясь ошибиться в подсчете, Богров-старший закрыл глаза и некоторое время молчал, беззвучно шевеля губами. Потом ответил:
– Уже двадцать пять.
– Случайно, не твой ли Франц сегодня утром летал на «раме» над нашими окопами? – спросил Егор.
– Все может быть. В их роду все военные: отец, дед, прадед…
В землянке наступила тишина, изредка нарушаемая простудным кашлем ополченца Еськина.
– Товарищ Кедрин, вот