Холод осеннего ветра студил стан дейвонского воинства ёрла, заливая забрызгавшей моросью дождика пламя кострищ, цепеня бдивших сон их товарищей стражей с собаками, обходивших вокруг тут разбитых намётов. На расстеленном толстым колючим ковром колком лапнике, пахшем смолой, и её же густевшими каплями липнув к одеждам, развалившись у пламени грелся десяток копейщиков, по кольцу делясь жбаном с уже подкисающим пивом и жадно хрустя сухим сыром и луком. Один с лирой усердно крутил на колки её струны, всё пробуя звук и ворча себе под нос.
– Ну когда уже ты побрякушку свою хоть настроишь, Рагну́льф?
– Не спеши. Дело тонкое, точно как с женщиной…
– Ты скажи ещё! Если бы я свою Сигни так долго на ласку уламывал, то три года голодный ходил бы! Ты скорее, а то рассветёт так, а песни твоей не услышим!
– Так откуда ты, парень? Вижу – сам с севера? – один из бывалых уже их десятников вдруг вопросил у того молодого, кто прибыл к ним в сотню весной.
– Нет – из Эваров ближних уделов, вдоль речища Зыбицы… – тот приложился к кувшину, глотая питьё.
– Славно копьём ты владеешь. В бою том что надо себя показал! Эмунд хвалит тебя, обещает быть может десяток дать позже под руку.
– Дядя мой научил меня с братом оружию.
– Воевал с кем он прежде? В загоне кого был в минувшем?
– Не рассказывал он сильно то… Знаю – обучен был с юности – а чей опыт и нам передал, знать не знаю. Был Харл мельником сколько сам помню, и нас вместе с братом тому ремеслу научил.
Кто-то поднял над пламенем прут с там нанизанной мясом. Огонь жадно лизал куски свежей баранины, натёртой чесночной толчёнкой, и стекающий жир закипал и горел на алеющих углях костра.
– Ну хоть скоро уже?
– Погоди ты, сейчас…
– Ты же играешь каких полвосьмины, а струны свои три восьмины налаживать тщишься!
– И играешь потом на расстроенных! – поддакнул ещё один жаждавший музыки.
– Вот играй вам, старайся, все песни в башке удержи… – фыркнул лирник с досадой,– а после ещё назовут мужеложцем…
– И всё-таки сам северянин ты – вот Горящим тебе поклянусь… Говор западный, с Эваров данников точно – но словцо одно-два да оттуда – от самых Ворот да проронишь!
– Ну быть может… – тот вновь приложился надолго к кувшину, точно не слишком желая про то говорить.
– А откуда твой дед был? Как звался?
– Не знаю я деда… – какое-то время спустя молвил парень негромко, – не рассказывал дядя о нём. Был он мельником вроде бы тоже…
– Ну, готово кажись… – лирник взнял инструмент, оглядев вокруг собравшихся, – парни – плащ натяните мне сверху, а то струны как вымокнут в мороси, так и заблеют козлом невпопад. Что вам зажечь такового из песен?
– Давай про любовь несчастливую! – крикнул один из воителей, опираясь щекой о копейное дерево черена.
– Тьху ты, дурак! –