За это время ваша работа оплачивается сдельно по общему тарифу, с вычетом работы вашего редактора-наставника по тому же тарифу. Задача редактора-наставника – выявить, дополнить и направить Ваши навыки.
В настоящее время, Издательство не имеет возможности выделить на дом компьютеризированную редакторскую станцию, и потому требуется работать только на территории Издательства. Столовая при издательстве – высшего уровня, сотрудникам питание – по себестоимости в кредит с вычетом из зарплаты.
Столовая и Издательство в целом работают круглосуточно. Включая душевую и зону отдыха.
При необходимости, предоставляется жильё по заниженной стоимости аренды, Однако хочу предупредить, что в среднем, объём выплат редактору-стажёру, после всех вычетов, достаточно только на аренду комнаты, а не квартиры.
По окончании испытательного срока вам будет предложен вариант работы, наиболее точно соответствующий Вашим навыкам и задачам Издательства.
Испытательный срок может быть прерван в случае несоблюдения Вами общих требований к сотрудникам, с которыми можно ознакомиться в Издательстве перед подписанием договора.
С уважением,
Директор Издательства»
Число, подпись, печать.
У меня мелькнуло чувство благодарности. И я встала. Вышла на кухню. И поклонилась ему глубоким поклоном на полчаса. Но обнаружила, что всё это мне приснилось, а шевелиться – лень.
Так что решила, что он и так всё понял. И просто уснула.
Проснулась в другом настроении. Выспавшись.
Вспомнила, как проснулась вчера. Вскочила в панике, что забыла. Успокоилась, что нет.
Кое-как сделала зарядку, выгоняя из тела утреннюю истому.
Настроение было… ну, пограничное какое-то. Неуверенное. Не знала, какой быть.
Ну, я понимала, что я – в зеркальном коридоре. И меня – ловят. И что мне принесли письмо с предложением о работе, отражающим точно всё, что я хочу. В том числе – посмотреть на остальных пруфридеров со стороны. И письмо – от директора, а не от демона.
Но я также понимала, что как он письмо выпросил, так может и попросить уволить.
Ещё я не понимала, зачем он всё это делает. Ну, есть ли в этом что-то, кроме забавы с пойманной зверушкой. И можно ли зверушке всё-таки шипеть, рычать и кусаться и насколько, чтобы не выкинули обратно голодать на морозе.
Вошла в кухню – встала, пялясь на камеру у стены. Вроде как фотоаппарат на штативе, но какой-то большой.
Он допечатал, повернулся.
Подумала секундочку. Всё-таки маякнула «то письмо» и – глубоко поклонилась. И – замерла, ожидая, как положено, реакции.
Внутри – подёргиваясь от неуверенности, почти без страха. Ну, потому что этикету меня учил дед. И предупредил, что его знания – образца 1945, а сейчас может быть по-другому. Хотя вековые традиции, пережившие Мейдзи, поменяться не должны.
Он – вздохнул. И сказал, очень спокойно, ровно. Без эмоций.
«Слыш, зверуха лесная, дикая. Это в лесу людей – нету.