Однажды Кондрат увидел своими глазами, куда шло такое огромное количество камня. Как-то после многомесячной разлуки с сыном Иванком он, пренебрегая опасностью быть изловленным полицейскими, отправился на Молдаванскую слободку к Чухраям, которые воспитывали сына. Путь Кондрата пролегал через спящий город, и то, что предстало перед ним, восхитило его.
…От Гимназской потянулись стройные высокие красивые здания к новой, Преображенской, улице. Она шла от самого моря далеко в степь, ровная, как стрела. А там, где раньше вилась в зарослях бурьяна Тираспольская дорога на Аджидер, ныне Овидиополь, легла другая новая широкая улица, связавшая город с Молдаванской слободой, которую ныне просто стали звать Молдаванкой.
Подкову залива тоже опоясали новые красивые строения.
У Кондрата от радости защипало в глазах. Эх, если бы Маринка увидела все это! Если бы она была сейчас с ним! Он не без гордости потер ставшими от каменной работы жесткими, как дубовая кора, ладони. И впрямь исполнилась его заветная думка: он не только отвоевал этот город у врагов лютых, но и заложил первые камни в вечное основание его.
Подземный огонь
В катакомбах Одессы Кондрату пришлось встретить много такого, о чем ему даже во сне не снилось. Он часто во время ночной бессонницы, когда его тревожили горестные воспоминания о погибшей жене, бродил по лабиринту старых заброшенных штолен.
Однажды, пройдя несколько верст в подземелье, он вдруг увидал далеко на замшелой известковой стене пляшущий отблеск пламени. Сердце его гулко застучало. Кондрат протер глаза. Нет, это ему не померещилось. Здесь, глубоко под землей, в ночной катакомбе, действительно полыхало пламя. Затаив дыхание, Хурделица тихо двинулся на таинственный подземный огонь.
Скоро до его слуха донеслись неясные голоса. Затем штольня перешла в низкую и узкую галерею, так что пришлось ему ползти на четвереньках, пока он не добрался до широкого проема.
Перед Кондратом открылась просторная пещера, озаренная пламенем костра. Вокруг него в самых разнообразных позах сидело на каких-то ящиках и тюках около десятка живописно одетых людей. Некоторые из них были в богатых нарядах и вооружены, а другие – одеты бедно, даже в лохмотья. Все это пестрое сборище, жестикулируя, что-то шумно обсуждало, спорило между собой на каком-то странном жаргоне из русских, украинских, турецких и молдавских слов. Собравшиеся по очереди прикладывались к огромной бутыли, которая ходила по рукам. Многие, видно, были изрядно пьяны. Кондрат по их виду и отрывистым речам понял, что перед ним шайка пиратов-контрабандистов.
Вид этого пьяного, алчного, спорящего и бахвалящегося сброда показался ему отвратительным. Кондрат всегда ненавидел всякого рода темных