– Ты позабавил себя мной, отец! Ладно. Я заявляю тебе, что скорее умру в монастыре мадмуазель де Кондэ, чем позволю себе не быть женой пэра Франции.
Она вырвалась из рук своего отца, гордая быть его госпожой; ушла, напевая арию «Милая не сомневается в тайне брака»10. Случайно семья праздновала тогда годовщину домашнего торжества. За десертом мадам Плана, жена генерала и старшего брата Эмилии, достаточно громко говорила о юном американце, владельце огромного состояния, который так страстно увлекся ее сестрой, что делал чрезвычайно блестящие предложения.
– Это банкир, я полагаю, – небрежно сказала Эмилия. – Я не люблю людей финансов.
– Но, Эмилия, – ответил ей барон де Виллан, муж второй сестры мадмуазель де Фонтень, – ты не любишь и представителей судебной системы; если ты отвергаешь всех нетитулованных, я не знаю, из какого сословия ты будешь выбирать мужа.
– Особенно, Эмилия, – добавил генерал-лейтенант, – с твоей системой худобы.
– Я знаю, – ответила юная девушка, – то, что мне нужно.
– Моей сестре хочется большого имени, – сказала баронесса де Фонтень. – И ста тысяч ливров ренты. Мосье де Морсе, к примеру!
– Я знаю, моя дорогая сестра, – сказала Эмилия, – что я не заключу такого дурацкого брака, какие так много видела. Впрочем, чтобы избежать брачных дискуссий, я заявляю, что буду смотреть, как на врагов моего покоя, на тех, кто будет говорить мне о браке.
Дядя Эмилии, вице-адмирал, семидесятилетний старик, чьи доходы выросли до двадцати тысяч ливров ренты по закону о компенсации, имел власть сказать своей любимой племяннице тяжелые истины; он воскликнул, чтобы рассеять горечь этого разговора:
– Но не терзайте мою бедную Эмилию; разве вы не видите, что она ждет совершеннолетия герцога де Бордо?
Эта шутка старика была встречена общим смехом.
– Остерегитесь, чтобы я не вышла за вас, старый безумец! – сказала юная девушка, чьи последние слова счастливо потонули во всеобщем шуме.
– Дети мои, – сказала мадам де Фонтень, чтобы смягчить дерзость Эмилии. – Неужели вы все не воспримете совета своей матери.
– О,