– Смотри, что раздобыл! – напрашивался на восхищение Куба, потрясывая тарой. – Песка нет, так что иди нарой земли.
– Я тоже рад тебя видеть. Что, вода на объекте закончилась? – иронизировал Войцех, принимая вёдра и лопату.
– Оборудование в аренде. Зальешь по дурости – не расплатимся.
– Зачем вообще этот шатер? – бил Войцех по мерзлой земле почти детской лопаткой, пока Куба светил фонариком.
– Если китайцев приедет много, то в кабинете у Станислава не поместимся, а дома культуры тут исторически не сложилось. Вот, собственно, и шатер.
– Почему на ночь глядя?
– Чтобы завтра весь день репетировать! Как подойти, как встать, как сесть, где подать. Станислав – тот еще формалист. Стоил шатер, конечно, как котлован выкопать. Но ты еще не знаешь главного.
– Китайцы не приедут? – предположил Войцех, силясь растолочь землю в ведре, как пюре из сырого картофеля.
– Вроде приедут. Но я должен уговорить подрядчиков бесплатно, в счет будущих контрактов, за завтра проложить нам дорогу от КПП до шатра. И высадить…
– Семь розовых кустов, пока карета не превратилась в тыкву?
– Смешно тебе? Да что угодно, лишь бы было похоже на благоустройство. Но сажать надо так, чтобы потом из-за стройки не пересаживать. А никто не знает, где именно будет стройка.
– Посади вдоль дороги. Заезд где был, там и останется. Правильно? Появится у тебя аллея. Пусть будет липовая. Как у Пастернака.
– Этого твоего Пастернака хоть кто-нибудь знает?
– Нобелевский лауреат, как-никак.
– Я не силен в биологии. И сколько лип посадить?
– Пятьдесят, например.
– Почему пятьдесят?
– Годовщина основания КНР. А так число ровное, гладенькое. Можно по-разному обосновать.
– А ты голова. Только пятьдесят взрослых деревьев закупить – это еще один котлован, –удрученно выпятил губы приятель.
Физическим трудом Войцеха и путеводным светом Кубы за разговором накопали два полных ведра рассыпчатой земли вперемежку с хилыми корнями и пожухлой травой, которая вместо тушения только подзадорила бы занимающийся огонь. Куба (посреди ночи) отправился звонить насчет деревьев, и Войцех снова очутился на дежурном посту один. Пожевал сушек, чтобы заглушить голод. Хлебнул воды из термоса – чай уже не заварился бы, но согревающий эффект еще наличествовал.
Шатры, дороги, деревья. Всё это напомнило пиршество последнего персидского шаха. Войцех, разумеется, не был ни приглашенным, ни очевидцем, но запомнил кадры кинохроники, которые показывали на лекции об иранской революции (профессор упорно называл шаха плейбоем несмотря на то, что после каждого упоминания терял часть аудитории, переключившейся на фантазии о девушках с кроличьими хвостиками). И если в первом