«Египетский устав Мицраима» – вот истинно гадость, как есть. Бредни, сочинения мошенника и фальсификатора Калиостро, коего граф Елагин в высшее общество ввёл. Всё с молчаливого согласия императрицы. Впрочем, отдать должное, писака Джузепка знатный. Видать, многие впечатления, в путешествиях полученные, развили в нем живость пера и фантазию незаурядную. Ну да пусть теперь сочиняет, чай в узилище италийском много времени свободного.
А вот жемчужное зерно, откуда компилятор Калиостро черпал свои масонские вдохновения – истинно древний манускрипт «Крата Репоа» в русском переводе князь Прозоровский впервые держал в руках. Тонюсенькая книжица с описанием семи степеней посвящения в древнее тайное общество египетских жрецов, с предуготовлением, назначением долженствующих одежд и необходимого при сём питания на каждый день. Князь открыл наугад:
«Как скоро ученик в гроте был приготовлен, то брал его за руку Фесмофорес, и вёл ко вратам человеков»…
В дверь тихонько постучали.
– Входи, кто там, – крикнул князь.
Вошёл денщик Прозоровского Иван. Из-за его плеча выглядывал помятый со сна кабинет-секретарь.
– Ваше сиятельство, ночь на дворе. Карету подавать? Поедем куда?
– Нет, на сегодня довольно. Книги эти, календарь и папку прибери в ларец. Анна Михайловна сказывала на той неделе из Никольского оказия будет с вещами для обустройства – отправишь всё туда, в библиотеку. Да шубу давай, калоши. Домой сам дойду. Чай, недалёко.
И впрямь, домой было рукой подать. По Тверской, не доходя до Страстной площади, каменщики Казакова заканчивали отделку столичного княжеского особняка. Десяток голландских, пять русских печей да два камина уже топили. Чада и домочадцы обосновались, обживали пока левую половину, кухню и жилище прислуги. Комнаты дочерей на втором этаже обставили уютно, Александр Александрович любил захаживать, когда доводился свободный час.
Московский главнокомандующий влачился вдоль Тверской, неся «Крата Репоа» под мышкой, рассчитывая почитать на ночь в постеле, или утром, как пойдет. На другой стороне улицы фонарщик заливал масло под стеклянный колпак, поджигал фитиль и шёл к следующему фонарю. Два года, как Тверская стала на манер европейских столиц – относительно чистая и ночами освещённая.
Внезапно перед князем как из-под земли выросла бешеная тройка вороных коней фризской породы с длинными черного шёлка гривами. Ещё минуту назад, Прозоровский мог поклясться, со стороны Страстной площади никто не ехал. Однако ж кони были в мыле и фыркали ноздрями, значит скакали издалека. Князь едва увернулся, чтобы не оказаться под тяжелыми копытами, и закричал:
– Ополоумел?