Ангел с мечом в сребротканых одеждах. Мерлин Лерой

из Египта армию аль-Афдала.

      Так стояли мы под стенами, не зная, как начать, только помня, что этот бой за веру – последний! И вот привиделся мне его преосвященство Адемар Монтейльский, епископ Ле-Пюи, коий покинул земную юдоль за год до решающей битвы. И сказало видение, что послано Богом сообщить о падении Иерусалима на девятый день от этого, и чтобы уже сейчас начали молиться с двойным усердием, держали пост и прошли под стенами крёстным ходом.

      Так мы и сделали. Взяли хоругви и с песнопениями босые двинулись вкруг города. Я сам был во главе и нёс обретённое копье. А со мною локоть в локоть клирик Арнульд Шокесский, что после стал патриарх Иерусалимский, ибо не на него направила свои чары змееязыкая Лилит и он сохранил веру. И с нами был Пётр Амьенский, что кличут Пустынником. То-то потешались неверные, глядя сверху на наше моленье! Насмехались и кидались нечистотами, этим ещё больше разогрев нашу ярость и Священный гнев.

      Остаток дня и всю ночь строили камнемечущие орудия и осадные башни, и тараны, забрасывали фашинами и землёй городской ров, и к утру всё было готово. Копейщики Боэмунда Тарентского за ночь наловили сарацин, решив проверить работу камнемёта, обезглавили неверных и зарядили головами пращу. Знатно полетел за городские стены наш подарок насмешникам! Я злорадовался, глядя на город с холма Сион, где мой сеньор граф Раймунд Тулузский разместил своё войско, и припоминая осажденным наши страдания, как вдруг заметил двух смуглых женщин на крепостной стене. С ними были три девочки лет десяти или меньше, чумазые и простоволосые. Ведьмы начали колдовство, а обслуга нашего требушета всё никак не могла наладить меткий бросок.

      Где-то в городе закричал муэдзин. Завыл еврейский шофар. Одна ведьма, что постарше, поставила девочек на колени, встала сама и стала бить в бубен. Вторая, что казалась мне моложе, принялась танцевать. Она извивалась как змея под своей белой одеждой и размахивала руками с надетыми на ладони кимвалами. Черные косы и голые руки переплетались, и казалось, что у неё восемь рук или змеи извивались вкруг головы. Каждое движение сопровождалось тонким звоном, который едва доносился до нас. Как я потом узнал, это были крохотные бронзовые бубенцы, вплетённые в браслеты на запястьях и щиколотках. Время от времени она ударяла в кимвалы и тогда резкий звук разносился над городом и долиной. Юные весталки ловили невидимых демонов, что сыпались с кимвал и бросали их в нашу сторону. Солнце над Иерусалимом поднималось, откликаясь на звуки бубна и кимвал. Это было ужасно, но и прекрасно одновременно. Мы все словно окаменели, наблюдая бешеную пляску на заре.