– Жанночка, я такой счастливый мужчина! – Бехтерев улыбался и хмурился одновременно. – У меня есть женщина. Ты, Жанночка! И тебя люблю.
Жанна кивнула, равнодушно укусив бутерброд, размышляя пить или не пить водку.
– Тебя все любят, – продолжал Бехтерев с нескрываемым презрением. – потому что ты женщина, а меня – никто, – и он снова заплакал, широко раскрывая глаза, чтобы слезки выглядели выразительнее.
– Ну что ты, Сереженька, – Жанна-таки налила себе рюмочку, – мы все тебя любим, – и выпила.
– Всем от меня что-то надо, – продолжает Бехтерев, шмыгая носом, – И ты, Жанночка, любишь меня только из-за моих денег.
Жанна улыбнулась и сказала, что она и без денег будет любить своего Сереженьку, потому что он самый лучший муж, актер и человек. Бехтерев злобно выслушал этот монолог, понимая, что Жанна имеет право на иронию.
– Какие же вы все пидарасы! – наконец не выдержал он и горестно опрокинул рюмку.
– Сереженька, пидарасы не мы-с, а вы-с, – ответила Жанна с достоинством.
Бехтерев презрительно сморщился.
– Я, Жанночка, педераст. Пе-де-раст! Не путай педераста с пидарасом. Педерасты любят! А пидарасы только трахают. Всех! Во все щели!
– Знаешь, Сереженька, мне от этого не легче.
– Да, я педераст, – взбеленился Бехтерев и стукнул кулачком по столу, – и горжусь этим! Да, я люблю мальчиков. Мальчиков, а не жопы. Все настоящие мужики любят мальчиков… И ты, Жанночка, тоже.
Жанна даже растерялась от такой наглости, а Бехтерев довольный и повеселевший, скушал бутербродик и хорошо поставленным голосом продолжает:
– Кстати, про жопу. Со мной ведь такая история приключилась, Жанночка, та-а-ка-а-я! Додин на днях поставил вопрос, или я бросаю пить, или ухожу из театра. А как я брошу пить, я же Бехтерев! И тем же вечером я напился в жопу, естественно. Но как всегда Бехтереву не хватило, и я поперся за догонкой… в магазинчик… тут не далеко… Иду я, значит, пьяный в жопу Бехтерев по набережной, а ко мне мент подкатывает и автоматиком в морду тычет: где твои, пля, документы? Я говорю, какие документы, мент? Я-те не хрен собачий, а Бехтерев! Бех-те-е-рев!! А мент за свое: без бумажки ты какашка. И я, Жанночка, не стерпел такого отношения к заслуженному артисту и говорю, иди ты, мент позорный, куда шел, а если еще раз мне попадешься, я трахну тебя во все твои дырки. Ты бы видела его глаза, Жанночка! Он испугался! – Бехтерев загадочно улыбался, высматривая что-то над головой Жанны. – А потом меня, Бехтерева, посадили в каталажку… с блядями. – Бехтерев всхлипнул. – Они трогали меня за жопу… – И Бехтерев заплакал,