Ходил с тошнотой по избе Захар больше часа. Катерина спала непробудным сном, прижавшись к стене. Тяжелая смена в «Пятерочке» сказывалась: сегодня они с Ленкой, лучшей подругой, принимали товар. И разгружали, и вносили в компьютеры, и готовили новые ценники. Все за раз не сделаешь, особенно не напечатаешь и не расклеишь ценники. Однако за несколько часов после смены успели управить полдела, а потому спалось хорошо, легко и приятно. Младше Захара почти на десять лет, Катерина радовалась, что ее не одолевали те болезни, которые медленно подкрадывались к мужу. Но он пил как не в себя, словно конь на водопое. Каждая следующая рюмка давалась лучше предыдущей, но после двенадцатой что-то просилось наружу, и оно порой прорывалось, но не в унитаз, а прямо на пол.
Ночью Катерина не вставала. Знала, что засохнет, что провоняет на всю избу, но после тяжелого рабочего дня спокойно спала. Ототрет, отмоет утром. Конечно, всплеснет руками, обматерит Захара, но все равно уберет, выкинет по дороге на работу бутылки и забудет об этом до конца дня. Ей еще ценники клеить и на кассе товары пробивать. Перед глазами женщины плыли мутные образы уродливых, невоспитанных обывателей, швыряющих на ленту колбасу по скидке, йогурт с кончающимися сроком годности и шоколадки с пальмовым маслом. Зато отечественные!
«Пакетик нужен? Нет? Хорошо. Карта магазина будет? Баллы копим, списываем? Триста тридцать рублей, пятьдесят копеек. Наличка или по карте?».
И так каждый день, по одному и тому же кругу. Во сне она невольно разжимала рот, и с губ слетали вызубренные до головной боли фразы. Вымученная улыбка появлялась на морщинистом лице, возникала из ниоткуда в ночной тишине, изредка прерываемой буханьем Захара. Мучимый видениями и воспоминаниями, не в силах осилить еще одну-две рюмки, он шатался из угла в угол, громыхал посудой на кухне, вливал в себя кипяченную воду стаканами.
А после просиживал по полчаса в туалете. Зайдя в него, вспоминал, что снова забыл поменять лампочку. Раньше то, когда еще держали электриком, он никогда бы не забыл про нее. Пандемия выкосила Русь. Те же, кто выжил, подобно Захару, стали пребывать в странном состоянии. Кому-то полставки убрали, кого-то, как Водкина, сократили. Он стоял в очереди первый. Подвела беленькая.
Размышлял в темном туалете о своем, о насущном. Чесал волосатый пивной живот, народившийся больше двадцати лет назад. Тогда он баловался русским, затем перешел на чешское, а теперь вот, нисколько не экономя, жадно наслаждается любимыми марками беленькой.
Поглядел на старые круглые часы, кажется, дореволюционные, перешедшие по наследству от деда: четыре часа наступило.
Спать никак не получалось. Только возвращался в постель, укрывался с головой одеялом, как тут же откидывал назад. Горячий пот струился по колючему лицу, испещренному родинками. Захар утирал большой грубой рукой испарины, дышал с одышкой и вновь возвращался к мокрому лбу. Шершавым языком водил по сухим губам, тихо скулил, изможденный бессонницей.
Единственным утешением и хорошим ночным компаньоном был телевизор. По кабельному крутили разные передачи. Захару с лихвой хватало тридцати каналов. Смотрел он больше всего новости, документально-историческое, изредка переключал на программу про дикую природу. Манили Захара темные леса, полные леших и старинных преданий. Непролазные, густые, где в годы войны укрывались партизаны, готовившие диверсии против немцев, они вставали в воображении мужчины и укрывали хвойными лапами. А он пригибался к мшистому настилу, вслушивался в дыхание земли, подбирал что-то с нее: шишки еловые, ягоду красную и черную, хрустящие под ногами веточки.
До леса от избы Водкиных далековато, но гораздо ближе, чем от городской площади. Через окно открывался изумительный вид на ночную Волгу. Вышедшая из-за облаков луна проливала ярко-желтый свет на надтреснутый лед. В последние недели февраля выдалась теплая погода, почти ноль градусов, и лед, прогретый солнцем, начал истончаться. Под воду ушло уже двое подростков. А после морозы ударили с новой силой.
«Зима не спешит уходить. Куда ей – еще март на носу!» – размышлял вслух Захар, высовывая лысую голову в окно.
Находил студеный ветер. Метельный вихрь промчался по Старой улице и припорошил оттаявшую несколько дней назад землю. На грязных лужах образовалась тонкая кромка льда. Птицы, нечаянно плюхнувшиеся на нее, провалились в лужи, и, всполошенные, взмыли в воздух. Захар, завидев в свете фонаря недовольных галок, посмеивался, а после возвращал голову обратно в дом.
Включил телевизор, чтобы не помереть от скуки. Спать он не мог, да и не хотел, пожалуй, а потому, укрывшись одеялом, согревался и потел одновременно, глядел «Россию 24». Там повторяли дневное политическое шоу, так любимое тещей Водкина, что у него оно, наоборот, вызывало отвращение. Но так как обсуждали Украину, тему насущную, актуальную и очень болезненную, особо важную для сердца простого русского