– Вы кого-то держите на той базе? – между тем, ее голос звучал твердо.
До того твердо, что Суров не сразу осознал, что она спросила, а когда смысл сказанного дошел до него и пронзил, точно раскаленная игла, он едва сдержал сдавленное шипение.
– Это один из чужаков? – Эля вдруг повернулась, вглядываясь в лицо Константина.
Он поджал губы, не зная, что ответить.
Севастьянов внезапно произнес:
– Это не совсем верное название для этих существ. Я бы назвал их пришельцами. Предполагаю, что они прибыли из космоса.
Суров поперхнулся воздухом, пронзая профессора предостерегающим взглядом.
– Вы изучаете его? – спросила Эля. – Хотите понять, как его уничтожить?
– Пока не один из известных нам методов не дал положительного результата, – спокойно ответил профессор. – То есть, не убил его.
– Но вы смогли его поймать.
– Благодаря определенному излучению и системам свечения, – пояснил Севастьянов. – На создание ловушки ушло почти три года. Она единственная в своем роде.
Слушая их разговор, Суров пытался совладать с эмоциями и своей совестью. Иногда ради спасения многих нужно пожертвовать одним, даже, если этот один – ни в чем неповинная девушка.
– Можете быть уверены, я ничего не скажу тому уроду, который идет за мной, – Эля вдруг взглянула на Сурова прозрачными, как хрусталь, глазами. – Но, если я могу вам помочь… Я сделаю все, что в моих силах.
Константин стиснул зубы – гребанное дежавю. Все это уже было в его жизни. Он больше не желал делать выбор.
– Собирайся, – бросил он внезапно. – Мы возвращаемся на базу.
***
Вдоль горизонта протянулась тонкая нить алого зарева – солнце окончательно скрылось за выжженной степью. Я почти ничего не слышала из-за рева двигателей, но за бортом вертолета, где стремительно расползалась холодная звездная ночь было по-прежнему безмятежно.
Если бы не знать, что человечество давно захлебнулось в собственной крови, можно было бы любоваться видом распростертой на многие километры темноты, лишь кое-где потревоженной светом.
Прислонившись виском к стеклу, я смотрела, как затухают последние закатные лучи. Я цеплялась за них, будто за остатки собственной жизни. Казалось, вместе с надвигающейся ночью жуткая тьма вползает мне в сердце.
Я ненавидела чужаков.
Теперь само слово ненависть обрело для меня тот самый первозданно-сакральный смысл.
Это не то, что ненавидеть дождь или пробки в час пик, жаренный лук или несладкий капучино. Ненавидеть – это сгорать дотла от желания отнять жизнь и причинить боль тому, кто разрушил весь твой мир.
Я жаждала крови, словно вышедшая на охоту волчица.
Если бы я смогла хоть чем-то помочь Севастьянову и найти способ уничтожить тварей, которые истребляли нас, словно скот, я бы без раздумий пожертвовала своей жизнью. Героически умереть за высшую цель – это ведь круто. Это намного лучше, чем стать добычей чокнутого инопланетного