Глаза широко распахиваются, низ живота сводит от невыносимого распирания между ног, которые сразу покрываются липким потом и начинают мелко дрожать. Пальцы Дара больно впиваются в мои бёдра. Пара глубоких медленных покачиваний на раскалённом, кажется, члене. Видимо, чтобы привыкла к этой дикой наполненности. А потом он начинает меня быстро размашисто драть. Я даже не знаю, как это по-другому назвать. Меня, просто, имеют. От души, с оттяжкой, вводя в шоковый безвольный транс. Выдыхаю на каждом толчке сиплый стон, пальцы до белых костяшек сжимают руль. Болезненное удовольствие закипает в растянутом до предела лоне вопреки всему. Влажные шлепки сталкивающихся тел оглушают.
– Чёрт, такая тесная… Как будто снова в первый раз, – Дар шепчет хрипло, напряжённо, почти зло, так же, как имеет, – Не могу больше…
Резко тянет на себя, заставляя упасть спиной ему на грудь, впивается болезненным укусом в мою запрокинутую шею. Член входит с размаху до упора, ещё раз. И дёргается во мне, толчками изливаясь спермой глубоко внутри. Ошалело хлопаю глазами, ноги сводит судорогой от пережитого напряжения, низ живота ноет от неудовлетворённого желания. Лёгкий шлепок по влажному бедру, и Родин снимает меня с себя, возвращая в пассажирское кресло.
– Прости, Лиль, – он рассеянно улыбается, – Не сдержался. Давно об этом мечтал. Помнишь, обломала меня после караоке «Пей&Пой»?
Быстрый взгляд в мою сторону, и тихо добавляет, щурясь.
– Твоя мать ещё выбесила… Не зря мне всегда больше нравился твой отец… Не обижайся!
Натягиваю юбку до колен дрожащими руками, глубоко вдыхаю, пытаясь прийти в себя. Смущённо смотрю перед собой, не в силах взглянуть на Родина, пока он достаёт из бардачка влажные салфетки, вытирается и поправляет свою одежду. Отдаёт пачку мне, беру, не глядя. Бёдра до сих пор болезненно сладко сводит. И я не обижаюсь. Чёрт, я никогда так остро не ощущала себя любимой и желанной, настоящей женщиной, которую можно хотеть и иметь вот так. Мысли хаотично вертятся в голове, дыхание никак не приходит в норму.
Чувствую его пристальный прожигающий взгляд на своей щеке. Родин по-прежнему ждёт ответа, реакции. Не заводит двигатель. Надо что-то сказать…
– Всё хорошо, – сипло выдавливаю из себя.
– Что ещё моя будущая тёща тебе наговорила?
– Много всего… Что ты стар для меня, и Салман мне больше подходит… Через двадцать лет я буду цветущей сорокалетней женщиной, как она, а ты станешь немощным шестидесятилетним ворчуном… Но мне что-то не верится, особенно, сейчас…
Родин хмыкает, нажимает кнопку старт-стоп, включает свой любимый джаз, и больше не произносит ни слова, что меня вполне устраивает. Полностью погружена в свои мысли, вот только спроси кто-нибудь, о чём, именно, сейчас думаю, я бы не смогла ответить. Бурлящее в крови, назойливое возбуждение, ленивая усталость после безумного секса, лёгкая примесь удушливого стыда за сперму, вытекающую из лона, отсутствие белья и рваное