В лаборатории новенького уже не было. «Семён Ефимович, а спектрометр-то фурычит! – огорошил его прямо на входе Овечкин-Портнов. – Глядите, вот!» Кац подошел к прибору – и действительно: тот как раз вёл анализ содержания титана в болванке, только что принесённой из цеха обработки. «И хоть бы хны!» – добавил Овечкин-Портнов, наблюдая за боссом.
– А я повторяю: дело тут не в приборе и не в том, что мужик якобы не знает, как с ним работать. Наверное, что-то в этом твоём орехе имеется, что вырубает спектрометр. Может, ещё раз попробуем? – вмешался Вовка со своего места.
– Нет уж, – отрезал Кац. – Мне хоть и интересно, но я же не чудак на букву «эм», чтобы оборудованием рисковать. По шапке-то в результате мне дадут!
– Да уж, пожалуй, – кивнул Вован. – Ладно, придумаем что-нибудь. Ты куда его дел, кстати?
– В столе у меня лежит. Понадобится – скажи.
– Понял.
Остаток дня прошел спокойно и без происшествий. Занявшись своими непосредственными обязанностями, Кац напрочь забыл об орехе, и только около пяти, когда коллектив засобирался по домам, открыл ящик стола, чтобы убрать туда степлер. Орех лежал на месте, опять изменив цвет на малиновый; он был даже более насыщенный, нежели с утра. Кац потрогал его пальцем – опять горячий. «Ах ты падла! – подумал он. – Ну и валяйся тут, хоть расплавься». Непонятный гнев опять обуял Семёна Ефимовича. Он хотел было выкинуть орех в мусорное ведро, чтобы уборщица, когда придёт, отнесла его вместе с остальным мусором в контейнер, который дежурный грузовик ежевечерне увозит с территории завода на свалку, – и в деле была бы поставлена точка. Но профессиональный интерес – из чего же он сделан? – взял-таки верх. «Чёрт с ним, оставлю, посмотрим, что будет утром». С такими вот мыслями начлаб запер на ключ свои владения и направился к стоянке. Сегодня вечером он твёрдо решил сделать то, что не вышло вчера, а именно повесить на кухне недавно купленные алюминиевые жалюзи. Ольга его уже несколько дней пилила: товар, мол, лежит без применения, а как раз сейчас, когда солнце садится поздно, жалюзи чрезвычайно нужны ей во время готовки. Пока он вспоминал, где у него дома дрель, на балконе или под сиденьем на кухне, на глаза показался его «пижон», скучающий по хозяину в том самом углу стоянки, откуда неудобный выезд. И по мере того как Кац приближался к своему служке, готовому доставить его домой, внутри безотчётно росло какое-то недоброе чувство. Кац пикнул пультом, чтобы разблокировать замки, и взялся рукой за ручку двери. Ручка настолько раскалилась от жары, что трогать её было больно. «Да-а, а внутри-то, поди, баня…» – успел подумать он, открывая дверь. Но не додумал, опешив: на пассажирском сиденье лежал… орех. У Семёна Ефимовича задрожали руки. Он чётко помнил, что перед тем как запереть комнату оставил орех в столе. И что в сухом остатке? Он здесь, и орех тоже здесь – теледепортировавшийся из закрытой лаборатории! Семён Ефимович просто рассвирепел. Он открыл дверь, что ближе к ореху, и собрался смахнуть его рукой на асфальт. Но орех был малинового цвета, раскалён и грозил