Он достал из нагрудного кармана фляжку.
– На, хлебни коньяка. Согреешься, да и легче станет.
– Иди к черту! – слабо сказал Фёдор, отпихивая его руку.
– Ну, как знаешь, – усмехнулся Густав и ушел к своему посту.
– Иди к черту со своим коньяком, – прошептал Фёдор, а потом полез в карман куртки. – У меня и свой есть.
Три полных глотка спустя стало чуть полегче. Из глубины переулка, шаркая по влажной брусчатке, вышел седой старик в потертом плаще. Из-под кустистых бровей на Фёдора уставились колючие, совсем не старческие глаза. С кряхтением дед сел на соседний ящик. Долго возился, скручивая папиросу из газеты, потом чиркнул спичкой. Переулок наполнился едким дымом. Фёдор оценивающе посмотрел на соседа. Потом, молча, протянул бутылку. Старик взял, внимательно осмотрел этикетку, потом сделал глоток, глубоко вздохнул, утёр выступившую слезу. Потом вытащил из кармана бумажный кулёк, достал оттуда пирожок, разломил его и протянул половину Фёдору.
Пирожок был с какой-то мелкорубленной травой и оказался неожиданно вкусным. Из-за голода, наверное. Мимо шли прохожие. “В принципе, – подумал Фёдор, – можно тут подождать Ингу. Когда там заканчивается выступление? Поймать, всё объяснить. Что, мол, дурак был, и всё вот это”.
– Из-за денег? – спросил его через некоторое время старик.
– Что? – не сообразил Фёдор.
– Поругался с девушкой из-за денег?
Голос у него был совсем не старый.
– Из-за жизни.
– Не обращай внимания, – сказал седой, отхлебнул из бутылки и передал ее назад Фёдору. – Помиритесь.
Фёдор ничего не ответил.
– Ну, или новую найдешь.
– А ты нашел?
Старик усмехнулся:
– Я-то? Нет. Я новую не нашел.
Парень посмотрел на собеседника. А он не так стар, как кажется на первый взгляд. Потрепан, но точно не старик.
– Фёдор, – протянул он руку.
– Кузьма Покрывашкин. Можешь звать меня Кузьма Афанасьевич.
Фёдор кивнул. Имя было дурацкое и не совсем шло собеседнику. Впрочем плевать. Покрывашкин, так Покрывашкин.
Бутылка опустела и покатилась по мокрой мостовой. Голова приятно гудела. Эти разломанные ящики, мокрая улица, пешеходы – всё это стало довольно уютным. Так бы никуда и не уходил.
– Может и вправду, ну ее к черту, эту Ингу? – сказал себе под нос Фёдор. – Что думаешь, Кузьма Афанасьевич?
– Тут уж сам решай, паря, не мне с ней жить. Но, по большому счету, все люди одинаковые. И женщины в том числе. Просто с кем-то тяжело, а с кем-то невыносимо. Выбор невелик. И на внешность не особо смотри. Если любую девицу от штукатурки отмыть, так они все страшненькие. Так что лучше на характер смотри.
– Тоже скажешь…
– Поймешь еще. Вся жизнь – это море. Страдания, по котором тебя несет от рождения к смерти. Можешь дергаться, можешь пытаться что-то выбирать, плыть по или против течения. Можешь сражаться с чудовищами, можешь сам стать чудовищем. Но все это ерунда. Притащит