У Аелии начали трястись руки, а тело пробил озноб, чему он сам удивился. Беспричинный страх вовсе не был вызван Баиюлом или Доротеей, хотя эти двое – единственные, кто внушал неподдельный ужас, особо для этого не стараясь. Быть может, виной тому воспоминание о празднике восьмилетней давности?
Юноша взглянул на ладони, лежащие на коленях, опустив взгляд под стол. Это заметил Бьерн. Он вдруг налил в опустошённый фужер жар-пыл и протянул его Солнцу. Напиток всё ещё был горячим. Солнцеягоды в его структуре и не думали остывать. Это как раз то, что сейчас было необходимо Аелии. Он с благодарной улыбкой принял согревающее питьё, и холод отступил.
– Нечто, произошедшее тогда, запустило последующие события, которые в итоге привели нас всех к необратимым последствиям. Иначе я не могу объяснить, по какой причине у тебя отняли именно это воспоминание, захватив ещё и цепочку последующих. – Баиюл смотрел на то, как Аелия нервно попивал жар-пыл, и ему вдруг тоже захотелось выпить.
Этот вечер был для Всеотца тяжёлым, ведь слишком многое пришлось вспомнить и обсудить. То, от чего он убегал изо дня в день.
Смотреть на Аелию – настоящего, живого, юного – было противно. Почему он? Почему он сидит здесь, говорит с ними, а Минцзэ в его спальне смертельно равнодушна ко всему. Равнодушна к нему.
И, словно услышав мысли бога, Доротея выпалила:
– Знаешь, папа, а ведь он, – она указала на Аелию пальцем. – Здесь. Его потоки я отчётливо вижу. А потоки Минцзэ…
– Закрой свой рот, – отрезал Баиюл, не желая слушать.
Но Доротея тоже не желала его слушать и продолжала:
– …я не вижу. Потому что они умерли.
– Доротея! – вдруг прикрикнул Бьерн, чем очень удивил всех присутствующих.
Он хлопнул по лаковой поверхности стола, сурово глядя на непослушную бессмертную.
– Марш в свою комнату, – приказал он.
– Но дядюшка!..
Бьерн резко встал из-за стола:
– Ты слышала, что я тебе велел. Или мне вывести тебя самому?
Удивительно, но та не осмелилась перечить больше. Доротея встала и, обиженно всхлипнув, убежала из трапезного зала, хлопнув дверью. Аелия смотрел ей вслед широко распахнутыми глазами, а потом перевёл их на Бьерна, который вновь сел на стул и в один момент вернул прежнее, присущее ему умиротворение.
– Понять не могу, как тебе удаётся так эффективно влиять на неё? – проговорил Баиюл, устало массируя переносицу.
Бьерн, улыбнувшись, пожал плечами:
– Просто ты – её любимый отец. И брань твоя для Доротеи всё равно что ласка.
– Я ей не отец.
Аелия всё больше